ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Когда несколько лет назад по постсоветскому пространству покатались волна то, что было названо «Цветными революциями» - их сторонники объявляли их новой формой общедемократического движения и освобождения народов. Сегодня как раз те республики, в которых «цветные революции победили наиболее показательно – Украина и Грузия – сами не знают как избавится от их «проклятого наследства».

При этом-то те, то иные как раз уже критики этих катастроф, сравнивают их с Российской революцией 1917 года, которая, как они добавляют, «правда, была красного цвета», и уверяют, что это мало чем отличается от «розовой» и иных «цветных революций».

Причем подчас получается, что они адресуют это сравнение скорее западным элитам, исходя, похоже, из понятного предположения о негативном отношении своих оппонентов к социализму, большевикам и Октябрю 1917 года, - попытаться испугать Запад призраком Революции 1917 года, рисуя того же Саакашвили чуть ли не преемником и Октября 1917.

Еще скажем, в первые дни агрессии Саакашвили против Южной Осетии, его объявил сталинистом пресловутый и печально известный своими скандально-ангажированными заключениями тогдашний директор Института Российской Истории РАН А.Н. Сахаров, давно от исторических исследований перешедший к обслуживанию политических заказов пещерно-антикоммунистической направленности.

Сегодня Саакашвили сравнивают с большевиками лидеры расстреливаемых им протестных демонстраций в Грузии.

А некоторые левые – напротив, начинают объявлять российскую политику на Кавказе – политикой империализма и рецидивом имперского мышления.

Только пугать Запад мнимо большевистскими корнями Саакашвили, не говоря о том, что само по себе это сравнение неверно и глупо – еще и контрпродуктивно.

К тому же и, с одной стороны просто опасно для современной российской власти, с другой – в конечном счете, подрывает сами основания помощи, оказанной Россией народам Осетии и Абхазии.

Это неверно и глупо просто потому, что ни по каким параметрам «розовый переворот» и вообще «цветные революции» не имеют ничего общего с российской революцией 1917 года – ни Февральской, ни Октябрьской – в конечном счете и потому, что первые просто не являлись революциями.

Политическая революция – это такое выступление народных масс, которое приводит к свержению политической власти и (или) изменению политической системы страны. То есть, в конечном счете – это выступление масс против властвующей элиты. Либо выступление части элиты, опирающееся в той или иной мере на поддержку масс.

«Цветные революции» все были хорошо срежиссированными переворотами, путчами, осуществленными не массами и не их политическими представителями, а теми или иными ангажированными политическими группами, маскировавшими свои действия имитацией повышения протестной активности граждан.

Революцию делают массы. «Цветную революцию» организуют посольства иностранных держав. Революция происходит тогда, когда народу надоедает существующая власть, и он оказывается достаточно организован, для выступления против нее. «Цветная революция» происходит тогда, когда курс, в первую очередь – внешнеполитический – данного государства не устраивает иное, достаточно влиятельное иностранное государство.

Революция – есть всегда в большей или меньшей степени освобождение народа страны. «Цветная революция» есть всегда в той или иной степени порабощение народа иным государством, формой агрессии против данной страны.

Сравнивать реальное, действительное выступление масс в Феврале и Октябре 1917 года с деятельностью ангажированных политических деятелей, камуфлировавших свой дворцовый переворот шумом хорошо подготовленных и оплаченных статистов на улицах и раздуваемой истерией наиболее экзальтированных групп общества – это все равно, что сравнивать битву при Ватерлоо с миниатюрой группы клоунов, одетых в подобие соответствующих мундиров, на цирковой арене.

Соответственно бессмысленно было бы сравнивать политические и экономические установки саакашвилевцев и большевиков 17 года – разумеется, никаких «Мир народам», «Фабрики рабочим», «Земля крестьянам» - ни по лексической форме, ни по существу здесь не было и не могло быть – установки были, скорее прямо противоположными.

Кроме того, и по тому конкретному вопросу – о праве наций на самоопределение – позиции 17 года и Саакашвили были полярны. Большевики не только шли под лозунгом «Права наций на самоопределение», но и начали с того, что признали независимость всех тех регионов Российской империи, которые ее требовали: Финляндии, Польши, Украины, Закавказья, Прибалтики, Белоруссии и т.д. Часть из них они позже вернули в рамки Союзного Государства – но, во-первых, позже, во-вторых, там и тогда, где и когда в новых независимых республиках сформировались доминирующие политические силы, выступающие за воссоединение.

Саакашвили шел к власти под лозунгом «сохранения целостности» Грузии – и начал с тех или иных форм агрессии против всех формально автономных, а реально независимых республик, ранее входивших в состав ГССР: захвата Аджарии, провокаций против Абхазии и оккупации части ее территории, постоянных конфликтов с Осетией.

Что тут можно усмотреть от 1917 года – вряд ли объяснит и те, кто использует это сравнение.

В этом отношении наследником принципов Ленинской национальной политики и 1917 года скорее вступила Российская Федерации – потому что именно она, во-первых, реальными действиями, «огнем и штыком» поддержала и защитила принцип «права наций на самоопределение», заодно продемонстрировав свою готовность «защищать угнетенные народы» в любой части света.

А во-вторых, потому, что она твердо заняла позицию поддержки «суверенитета народа» против «суверенитета власти».

Соответственно, данное обвинение Саакашвили как «носителя революционности» - и контрпродуктивно. Оно опять-таки построено на постулате о неприемлемости для западного политического сознания «принципа революционности».

Но пугать Запад призраком «революции» можно было бы только в том случае, если бы речь шла о «революции у них» и «против них». То есть, если бы речь шла о том, что, удерживая свою власть над Грузией Саакашвили создает плацдарм для скажем, «пролетарской революции» в США, что его финансирует Уго Чавес совместно с Фиделем Кастро, а в Метехском дворце тайно проживают чудом избежавшие смерти Эрих Хоннекер с Саддамом Хусейном – тогда бы это имело бы хоть какую-то перспективу.

Но в силу того, что для формулирования таких постулатов надо было бы явно погрузиться в жанр фантастики – авторы подобных сравнений на это вряд ли решаться. Хотя это – даже менее абсурдно, чем выстраивание связи между Саакашвили и 1917 годом.

Запад вовсе не пугают революции, как таковые – все ведущие западные страны в легитимации своих режимов, в конечном счете, опираются на свои революции. Запад пугают революции, направленные против него, его властвующих элит, его социально-экономического строя.

И Запад вовсе не пугают революции, которые осуществляются им и в его интересах в других странах мира. Пугать Запад «революционностью Саакашвили», созданной самим Западом – это значит пугать его им самим – чего бояться у него оснований нет.

Более того. Как уже говорилось, связывать воедино как негативное начало Саакашвили и 1917 год – опасно для самой российской власти. Прежде всего, потому, что сама она, так или иначе, является наследником Революции 1917 года. И не только в том смысле, что имеет их в своем прошлом, но и в том, что сама ее легитимность восходит именно к этим событиям.

В российской политической истории можно выделить три событийные источника легитимности: российская Романовская монархия – павшая в 17 году, к которой Республиканская РФ не имеет никакого отношения, кроме общей исторической преемственности; Учредительное Собрание, канувшее в перипетиях Гражданской войны и в последней своей организованной форме Политического Центра переуступившее власть системе Советов (Акт Федоровича) – к которому в преемственность нынешняя власть России тоже никак не восходит; - и собственно событие взятия власти в результате вооруженного восстания в Петрограде в 1917 году, давшее начало государственной власти системы Советов – из которой, неким, весьма уродливым и побочным способом и вырастает нынешняя власть, нынешняя РФ – в конституционном закреплении принципов республиканского правления и социального государства закрепившая как никак свою связь с 1917 годом.

То есть объявляя Саакашвили чуть ли не преемником 17 года, авторы такого сравнения по сути с одной стороны, возводит того до уровня нынешней российской власти, а с другой, негативно характеризуя 17 год, по сути подрывают начала легитимности современной России.

Конечно, при желании можно поставить вопрос иначе: о том, что современная российская власть есть не преемник системы Советов, а продукт их свержения – но тогда ее нужно выводить из событий 1991-1993 и переворотов этого времени – то есть из событий, очень напоминающих и «революцию роз» - и другие «цветные» перевороты.

В этом смысле, осуждая Саакашвили и его методы, пришлось бы осуждать самих себя, осуждать 1991 и 1993 гг., тем более, что если Саакашвили в парламент во главе толпы и врывался, то, во всяком случае, из танковых орудий его не расстреливал.

И, наконец, осуждение Саакашвили как носителя революцинности (а ведь авторы сравнения не догадываются развести понятия революции и «цветной революции», как камуфлированного путча, и, сравнив их с событиями 1917 года возводят последние именно в ранг настоящих революций) – в конечном счете, подрывает основание помощи народу Южной Осетии.

В конечном счете, революция – это открытое противопоставление воли народа, его суверенитета – воле власти, ее суверенитету и тому, что называется «суверенитетом закона». При необходимости - поддержанное вооруженным выступлением.

Что на Кавказе сделала Россия?

Она открыто выступила именно нас стороне суверенитета народов Южной Осетии и Абхазии против суверенитета власти и закона Грузии. Открыто признала первенство воли народа по сравнению с волей власти. И, по необходимости, поддержала их вооруженным путем.

То есть, при осуждении Саакашвили через осуждение революции, как принципа, невольно осуждается принцип первенства воли и суверенитета народа перед волей и суверенитетом власти и закона – и тем самым, в скрытом виде, осуждаются именно те основания, на которые опирались действия России и в августе прошлого года, и сегодня, когда продолжая последовательно поддерживать суверенитет данных народов, приняла на себя ответственность за охрану их границ.

Защищая сегодня границы Южной Осетии и Абхазии, Россия, как ни странно это звучит для кого то – как раз и осуществляет революционную политику обеспечения свободы и национального суверенитета даже самых малых народов – и реально утверждает демократические и социалистические принципы революции 1917 года в национальном вопросе.

Тогда как Саакашвили и его покровители, проводящие учения на территории практически порабощенной ими Грузии – осуществляют имперскую политику порабощения малых народов и лишения их права на свое государственное самоопределение.

И в этом отношении – Российская политика на Кавказе по существу своему есть демократическая, социалистическая и антиимпериалистическая политики.

Сергей Черняховский