ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Сенсационное решение Конституционного суда Республики Молдова, недавно признавшего неконституционным осуществленный в 2000 г. переход к избранию президента Молдовы парламентом и постановившего вернуться к всенародному избранию главы государства, относительно недолго было объектом изучения и комментариев. Экспертное сообщество Республики Молдова, как и молдавское общество в целом, довольно быстро переключилось на обсуждение того, как и в какие сроки реализовывать решение Конституционного суда. Иными словами, весьма противоречивый документ органа конституционной юстиции Молдовы не просто был спокойно воспринят молдавским социумом, но и сразу был переведен в плоскость практической реализации.

Между тем решение Конституционного суда Республики Молдова (КС РМ) заслуживает более внимательного анализа. Представляется, что КС РМ вышел за традиционные пределы органов конституционной юстиции: принятое решение носило характер не толкования, а, по сути, отмены одних конституционных норм из-за их несоответствия другим (хотя формально предметом рассмотрения было соответствие норм конституционного закона о внесении изменений и дополнений в Конституцию РМ, которые и были признаны противоречащими Основному Закону). Более того, есть достаточно оснований полагать, что КС своим решением создал новые конституционные нормы (подтверждается тем, что в Молдове вновь вводится всенародное избрание президента, как это было до 2000 года, но возрастной ценз повышается с 35 до 40 лет по сравнению с ранее действовавшим механизмом). Тем самым КС РМ реализовал в своей деятельности принципы не только континентального, но и прецедентного права, присущего англосаксонской правовой семье, где суд также выступает субъектом, самостоятельно создающим юридические прецеденты и правовые нормы.

Впрочем, было бы неверным говорить об «исключительности» созданного в Кишиневе прецедента. По-видимому, авторы решения КС РМ и его вдохновители учли опыт Приднестровья, где еще в 2003—2005 гг., а позднее и в 2012 г. решалась судьба прокуратуры Приднестровья. Механизм изменения статуса приднестровской прокуратуры был практически тем же: в 2003—2005 гг. Конституционный Суд Приднестровья признал противоречащими Конституции ПМР положения конституционного закона о внесении изменений и дополнений в Конституцию ПМР в части регулирования статуса прокуратуры. Поскольку прокуратура в действовавшей редакции Конституции ПМР не была отнесена ни к одной из ветвей государственной власти, она была лишена большей части государственно-властных полномочий. Позднее приднестровские законодатели отнесли прокуратуру к судебной власти, однако после очередной конституционной реформы 2011 г. республиканская прокуратура вновь формально оказалась вне трех ветвей власти, что позволило президенту Приднестровья Е. Шевчуку (стремившемуся тогда получить контроль над данным институтом) поставить вопрос о возможности осуществления прокуратурой государственных функций. Конституционный суд Приднестровья подтвердил свою прежнюю позицию, что позволило лишить прокуратуру ее прежнего статуса и многих аспектов процессуальной самостоятельности, а также перевести ее в значительной мере под контроль исполнительной власти.

Возвращаясь к решению КС РМ, отметим, что оно уже не может считаться неким эксклюзивом для молдавской судебной системы: достаточно вспомнить решение того же суда о том, что государственным языком в Молдове является румынский язык, а конституционная норма не соответствует Декларации независимости Молдовы. Тем самым КС РМ фактически «исправил» норму того раздела, который по Конституции РМ может изменяться только всенародным референдумом.

Определенная конъюнктурность в решении КС РМ по всенародным выборам президента не вызывает сомнений.

Во-первых, оно позволяет избежать проблем, связанных с истечением мандата нынешнего президента РМ Н. Тимофти. Массовые протесты зимы этого года, вызванные «молниеносным» формированием нового правительства, не забылись, по-видимому, «архитекторами» существующей политической системы Молдовы, а принятое решение практически минимизирует соответствующие риски. В силу этого обеспечивается сохранение нынешней конфигурации молдавской политической системы как минимум до планируемых на осень с.г. президентских выборов, а в перспективе — и до завершения полномочий нынешнего созыва молдавского парламента.

Последовавшие в течение марта «разъяснения» КС относительно исполнения обязанностей нынешним президентом непосредственно до инаугурации всенародно избранного главы государства подтверждают такую нацеленность молдавского правящего класса, а также то, что орган конституционной юрисдикции Молдовы вправе своими решениями создавать новые правовые нормы.

Во-вторых, через такое решение КС был послан «сигнал» и внешним партнерам: несмотря на существующую внутри Молдовы нестабильность, ситуация остается предсказуемой и управляемой. Те «центры силы», которые сформировали нынешнюю политическую систему Молдовы, стремятся подтвердить свою жизнеспособность и свою фактическую монополию на власть в РМ, рассчитывая взамен на признание своей политической легитимности внешними, прежде всего, западными партнерами.

В-третьих, достаточно спорным является повышение возрастного ценза по сравнению с редакцией Конституции РМ до 2000 г.: возврат к системе всенародного избрания главы государства должен всё же был носить комплексный, а не выборочный характер. В итоге решение КС РМ приобрело еще один политический «оттенок»: благодаря нормотворчеству суда был окончательно оформлен раскол в оппозиции, на политическую «поверхность» были вынесены разногласия между условно пророссийскими лидерами протеста И. Додоном и Р. Усатым.

Вместе с тем, как было отмечено выше, решение КС РМ в целом получило поддержку в молдавском обществе, поскольку идея всенародного избрания президента многим представляется как одна из неотъемлемых составляющих мер по преодолению перманентного политического кризиса в Молдове. Несмотря на то что референдум о всенародном избрании президента РМ ранее в Молдове не состоялся, данная идея не только не утратила актуальности, а напротив, стала еще более востребованной. Этим в значительной мере объясняется то спокойствие, с которым в Молдове было воспринято решение КС: в данном случае «благая цель» оправдала несколько сомнительные с правовой точки зрения средства.

Конституционный суд Молдовы вновь стал не только и не столько правовым инструментом, сколько механизмом для оформления принятых в другом формате политических решений. Этот механизм достаточно удобен в силу разных причин, прежде всего в силу того, что его постановления являются окончательными и не подлежат обжалованию. В целом, как представляется, судебная система Молдовы остается зависимой от политических решений, принимаемых ведущими субъектами и наиболее влиятельными центрами, а нередко вынуждена облекать такие решения в подобие «правовых».

Возвращаясь к аналогии с судебной системой Приднестровья, следует обратить внимание на то, что судейское сообщество ПМР сделало реальные шаги в направлении укрепления своего статуса как объективной, нейтральной ветви государственной власти, менее зависимой от политической конъюнктуры, чем коллеги в других государствах. Избирательная кампания 2015 г., позиция приднестровских судов показала нацеленность приднестровской судебной системы на предоставление всем потенциальным участниками выборов равных условий, на обеспечение открытости приднестровской политической системы и политической конкуренции. Думается, что и этот опыт может быть востребован судебной системой Молдовы.

Кроме того, как представляется, пример рассматриваемого решения КС РМ заслуживает внимания и с точки зрения логики переговорного процесса между Молдовой и Приднестровьем. Очевидно, что судебная система РМ, в первую очередь орган конституционной юрисдикции, может использоваться как инструмент не только в решении внутриполитических проблем, но и как возможность пересмотра или ухода от выполнения международных обязательств. Тем более что такой прецедент истории взаимоотношений Приднестровья и Молдовы уже был: именно на основе решения КС РМ приднестровский оператор мобильной связи был лишен лицензии на право предоставления телекоммуникационных услуг на территории Республики Молдова, несмотря на то, что данное решение было согласовано в рамках переговорного процесса.

Это усиливает значимость выработки и фиксации в документах переговорного процесса комплексной системы гарантий, которые обеспечивали бы неукоснительное выполнение всеми субъектами своих обязательств и лишали бы возможностей уйти от их выполнения, ссылаясь на различные процедуры, включая возможные решения судебных инстанций.

Предстоящая осень будет весьма интересной и в контексте двух президентских избирательных кампаний, которые будут проходить в Молдове и Приднестровье параллельно. Вполне возможно, что этот факт будет часто использоваться для различных комментариев и прогнозов, аналогий и предположений. Скорее всего, и проблематика урегулирования будет чаще использоваться потенциальными кандидатами, по крайней мере в Молдове, хотя это не слишком типично для кишиневского политического класса. Наверняка может появиться соблазн говорить о «новой динамике» в случае успеха условно «пророссийского» кандидата и т.п.

Во всем этом многообразии прогнозов и ожиданий важно, как представляется, не забывать о том, что по своему политико-правовому «весу» президент Молдовы, даже в случае его всенародного избрания, останется преимущественно церемониальной фигурой с представительскими полномочиями. Политическая система Молдовы при этом может попасть в очередную полосу нестабильности: будущий президент, вне зависимости от конкретных персоналий, постарается усилить свой статус, опираясь на всенародное избрание, в то время как форма правления не изменится — Молдова так и останется парламентской республикой. На этом фоне нельзя будет исключать более острых дискуссий между президентом и парламентом Молдовы; впрочем, вряд ли эти дискуссии будут носить критический характер, ведь и за парламентским большинством, и за возвратом к всенародному избранию президента стоят, как представляется, одни и те же «архитекторы».

Напротив, в Приднестровье в декабре будет избран глава государства с полномочиями, соответствующими президентской республике. Это значительно повышает значимость президентских выборов в Приднестровье, поскольку будет избираться реальный, а не номинальный глава государства. В то же время, несмотря на различный объем полномочий у президентов сторон, приднестровской стороне уже сейчас следует продумывать варианты взаимодействия с обновленным институтом президентства в Молдове, сейчас несколько недооцениваемым.

Владимир Ястребчак, экс-министр иностранных дел ПМР