ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Молдавская государственность отсчитывает свой возраст с 1359 г., когда от венгерской короны отделились и провозгласили свою независимость земли между Карпатами, Дунаем, Днестром и Черным морем, населенные молдаванами, а также восточными славянами, татарами, цыганами, поляками, евреями и другими этносами. Молдавское княжество провозгласило свою независимость именно тогда, в середине XIV в. Но независимость – понятие достаточно растяжимое и в наше время. Что и говорить о предыдущих исторических эпохах, о Средних веках?!

Уже первые господари независимого Молдавского княжества вынуждены были объявлять себя вассалами то польского короля, чтобы защитить себя от притязаний венгерских феодалов, то венгерского короля, чтобы защитить себя от притязаний польских феодалов. Все феодальные отношения построены на очень строгой иерархической системе подчиненности, в которой вассал служит своему сюзерену и беспрекословно выполняет его волю. Никакой другой судьбы у небольшого княжества в те времена и быть не могло. Но и эпоха относительного суверенитета Молдавии, когда господари, ее правители, могли «выбрать» себе подходящего покровителя и владыку из числа окружающих страну хищников, продолжалась менее века.

В середине XV в. мощная Османская империя завоевывает балканские страны и продвигается в Европу. В Молдавском княжестве устанавливается сначала система принудительного вассалитета, когда сюзереном господаря мог быть только турецкий султан, а потом страна становится составной частью Османской империи, и все ее правители из местных бояр стали получать (а фактически – выкупать) престол на определенное время в Стамбуле. Наконец, в 1711 г. турки перестали доверять туземным землевладельцам и стали сдавать молдавский престол грекам из стамбульского квартала Фанар – фанариотам.

За сто с лишним лет фанариотского режима на престоле княжества сменилось около 40 господарей, причем многие из них покупали право править в Молдавии и Валахии поочередно, по нескольку раз. Как правило, это были представители влиятельных и богатых греческих семейств – Маврокордаты, Кантакузины, Калимимаки, Гики, а вместе с ними в княжество приезжали многочисленные семьи греков или породнившихся с греками молдавских бояр (Синадино, Накко, Кассо и др.), которые «помогали» временному господарю управлять Молдавией, получая наиболее привилегированные и доходные места в государственном аппарате и местном управлении. Один молдавский летописец (Николай Костин) так охарактеризовал фанариотский режим: «Наказание послано той земле, где ступает нога греков».

Об их алчности, хитрости, беззастенчивости и жестокости другой молдавский летописец (Ион Некулче) сказал: «Огонь можно затушить, воду запрудить и направить в другую сторону; когда дует ветер, можно отдохнуть в укрытии. Солнце уходит за облака, непроглядная ночь проходит, и опять делается светло, но у грека никогда нет ни жалости, ни человечности, ни правды, ни честности, ни страха Божьего, ничего этого нет». Такие люди правили Молдавским княжеством до 1859 г., пока оно не соединилось с другим столь же подневольным Валашским княжеством, и они получили относительную самостоятельность, а через несколько десятилетий объединенные княжества провозгласили и собственное королевство – Румынию.

А вот восточные районы Молдавского княжества, Пруто-Днестровское междуречье, названное Бессарабией, освободились от власти турок и фанариотов полустолетием раньше. В 1812 г. по условиям Бухарестского мира граница между Османской и Российской империями была перенесена с Днестра на Прут. Территория Бессарабии стала российской землей. Для этой земли, для ее населения и хозяйства закончилась кровавая многовековая эпоха бесконечных войн и вооруженных набегов, иноземного диктата и узаконенного грабежа.

Стабильность и возможности быстрого исторического прогресса пришли на землю, густо пропитанную кровью, слезами и потом многих поколений ее обитателей. Целый век территория Бессарабии не знала войн, а ее жители получили возможность мирного созидательного труда под сенью могучей державы. Это был самый длительный период мира за всю прошлую и последующую историю Молдавии; ни до XIX в., ни, к сожалению, в XX в., молдавский народ не жил столь долго в условиях отсутствия войн, вооруженных конфликтов, бесчинств и грабежей оккупантов.

Залогом спокойствия и процветания становилась мощь Российской империи. А когда всем стало понятно, что никакого крепостничества Россия здесь вводить не собирается, в Бессарабию потянулись потоки переселенцев – болгары, гагаузы, украинцы, русские, немецкие и швейцарские колонисты, евреи, греки, армяне, представители разных народов России и Юго-Восточной Европы. В течение одного века население края выросло в десять раз: с 240 тыс. в 1812 г. до 2,5 млн к 1914 г. Бессарабия стала одним из самых густонаселенных и многонациональных регионов страны. Управление этой частью Российской империи требовало и от Петербурга, и от местных руководителей определенного понимания существующих особенностей и реалий.

Конечно же, система турецко-фанариотских времен, когда территория «сдавалась» на какое-то время тому или иному руководителю, купившему себе право ее эксплуатации, была отменена сразу и бесповоротно. Хоть это и вызывало недовольство части местной элиты, не видевшей других путей личного обогащения, кроме как во взяточничестве, коррупции, обмане и беззакониях. Однако этими интересами местной элиты после некоторого заигрывания с ней в конце концов пришлось пренебречь. Дело в том, что правительство России, имея долгосрочные планы освобождения от турецкого ига многих христианских народов Балкан, рассчитывало на быстрый хозяйственный и социальный прогресс этой территории в качестве своеобразной привлекательной модели для болгар, сербов, греков, валахов и проч. Сохранение деспотических азиатских форм правления при таких намерениях исключалось.

За более чем столетний период русского управления Бессарабией в кресле губернатора побывало множество разных людей – военных и гражданских, консервативных и либеральных, интеллектуальных специалистов и не блещущих умом чиновников, инициативных созидателей и равнодушных службистов... С высоты своего исторического опыта мы, наверное, каждому из них могли бы предъявить большой список своих претензий и вопросов, вполне резонных и справедливых. Но, пожалуй, никто из них не заслужил обвинений в стремлении хоть каким-либо образом принести сознательный вред местному населению, хозяйственному развитию края, превратить его в колониальную окраину империи, выкачивая все богатства и ресурсы для своего обогащения или обогащения метрополии.

Каждый губернатор на своем посту старался реализовывать общие цели политики русского правительства в отношении Бессарабии; кто с меньшим успехом, кто с большим. А общее направление этой политики было изложено еще самому первому губернатору – молдавскому боярину С.Д. Стурдзе в специальной инструкции, которую он получил при своем вступлении в должность: «Надобно дать восчувствовать жителям Бессарабии выгоды отеческого и щедрого правления... Болгары и сербы, молдаване и валахи ищут отечества. Вы можете оное предложить им в сем крае». Трудно не признать человечность и благородство целей такой политики, безотносительно тех субъективных целей, которые ставило перед собой правительство России.

Инструкция, данная губернатору для осуществления этой политики, предусматривала практические меры по развитию экономики, торговли, просвещения. Губернатор обязан был «поставить все в движение, чтобы возбудить в жителях этой области любовь к родине и правительству». Все, ищущие спасения от турецкого ига, должны найти его в Бессарабии, где их «имущество и справедливость» будут обеспечены.

В этих целях Петербург сразу же предоставил населению освобожденной от турецкого гнета области целый ряд существенных льгот, которых не имели даже жители других регионов России. На 5 лет все жители Бессарабии освобождались от уплаты всяких налогов и податей, на 50 лет население освобождалось от рекрутской повинности – жителей края не призывали на воинскую службу в армию вплоть до 70-х гг. XIX в. Все молдавские крестьяне объявлялись лично свободными и не подлежали закрепощению. Местные бояре могли иметь в качестве крепостных лишь цыган (для домашних развлечений – музыкантов, хористов, танцоров и пр.), а русские помещики лишь дворовых людей, слуг (поваров, кучеров, прислуги и т.д.).

Основная масса бессарабских крестьян (царан) была приравнена по своему положению к государственным крестьянам России. Однако если в казенных селениях других губерний России каждое хозяйство государственных крестьян обладало наделом максимум в 10 десятин, то в Бессарабии этот размер превышал 30 десятин. Большие льготы и наделы земли получали также переселенцы: немецкие, болгарские и швейцарские колонисты, гагаузы, новороссийские казаки и др.

Большое значение для коренного изменения характера управления краем имела отмена откупной системы сбора податей, унификация налогов, ликвидация многочисленных податей и повинностей времен турецкого господства. Сложившаяся за трехсотлетний период турецкого господства система купли-продажи должностей, которая была настоящим бедствием для податного населения, народа, также была ликвидирована. Что представляла собой эта система?

Господарь покупал право на занятие престола (обычно на пять или даже три года) в Стамбуле. Его власть была деспотичной внутри Молдавии и полностью зависимой от Блистательной Порты (правительства Османской империи). Рядом с господарем находились члены дивана, совета при господаре, которые получали (покупали) свои должности от господаря и полностью от него зависели. Они управляли всеми делами княжества через исправников в цинутах – всесильных правителей на местах, покупавших свои должности у членов дивана. У исправников свои должности покупали различные чиновники, исполнявшие управленческие функции непосредственно в среде податного населения, – волостные старшины, сборщики налогов и прочие.

Все чиновники давали взятки вышестоящим и брали взятки с нижестоящих. И те, и другие в этой системе обогащали друг друга, нещадно эксплуатируя, обманывая и наживаясь на грабеже податных сословий. Это было нетрудно осуществлять, поскольку никаких писаных законов и правил, ограничивающих произвол чиновников, в Молдавском княжестве к моменту присоединения Бессарабии к России не существовало. Один из видных церковных деятелей той поры протопоп П.С. Куницкий по этому поводу писал, что «права и законы Молдавии, как и политическое состояние ее, зыбки и не тверды и основываются на господарских хрисовах (грамота на определенные привилегии какому-либо феодалу) и законах Юстиниана, но это лишь формальная сторона дела, ибо в действительности в этом крае господствует право сильного, и воля, и прихоть начальства являются законом для подчиненных».

К властным структурам в этой системе могли пробраться только наиболее богатые люди, располагавшие финансовыми средствами для покупки должности и подкупа влиятельных лиц. Не менее важно и другое обстоятельство: разбогатеть и приумножить свои капиталы могли не владельцы собственности, не купцы или ремесленники, а лишь те, кто получал власть. Без власти сохранить или приумножить свои накопления было весьма проблематично. Это делало молдавское чиновничество чрезвычайно продажным, лживым, трусливым и двуличным.

В диване существовала специальная должность толкователя законов, и боярин, ее занимавший, трактовал положения византийского права и неписаные обычаи как ему заблагорассудится. При деспотичной власти господаря, полной бесконтрольности чиновников, отсутствии делопроизводства и отчетности подобная организация управления страной являлась естественным и необходимым условием сложившейся системы купли-продажи должностей. Она полностью устраивала не только султана и Блистательную Порту, но и все местное чиновничество, состоявшее из служилых бояр.

Но эта традиционная система управления полностью противоречила задачам, поставленным русским правительством перед своими чиновниками в Бессарабии, которые должны были превратить край в место «отдохновения и благоденствия». Ее пришлось кардинально ломать и перестраивать; правда, не сразу и при помощи «мягкой силы», чтобы не ущемить ни в чем интересов господствующих слоев. И все же решительную модернизацию управления областью Россия произвести сумела, несмотря на все оказанное боярами сопротивление. В корне изменен был и сам характер государственного правления вновь присоединенной территорией. Вероятно, именно такой характер русского правления Бессарабией позволяет ответить на вопрос, почему Бессарабия в столь короткие сроки безболезненно и естественно интегрировалась в экономическую и общественно-политическую жизнь страны.

Ведь на протяжении многих столетий Россия росла территориально двояким образом: ряд стран и народов входил в состав империи добровольно, во всяком случае, не противодействуя этому сближению. Ряд других стран (Польша, некоторые среднеазиатские территории, некоторые земли Кавказа и проч.), народам которых были глубоко чужды национальные интересы России, воспринимал вхождение в состав империи как трагедию. Именно эти народы выдвигали из своей среды пассионариев, способных противопоставить российской государственности иное понимание прошлого и будущего своих этносов, и России в целом. При этом возрождение или построение своей сильной государственности никак не предполагало обретение ими статуса провинции империи, а наоборот, призывало к кровавой борьбе против «российского ига».

Представляется, что и Приднестровье, и Бессарабия, безусловно, относились к первому типу стран и народов. Несомненно, большое значение при этом имело то, что оба берега Днестра были освобождены от османского ига и засилья кочевых татар. Турки ушли сами, а Ногайская орда, как затем и Буджакская орда, были переселены правительством в Крым. Пустующие земли стали быстро заселяться выходцами из Молдавского княжества, стран Балканского полуострова, различных губерний России, колонистами из-за рубежа. Россия была их страной по рождению или по тем надеждам, которые они с ней связывали.

Для автохтонного населения важную роль сыграла духовная жизнь и культура переселенцев. Культурное поле державной России, в которое они вовлекались, было им близко и естественно. Оно способствовало сохранению и приумножению духовных, этнических, семейных традиций и устоев их предков. В Бессарабии проживали молдаване, украинцы, русские, болгары, гагаузы, евреи, армяне, греки, поляки, татары и многие другие этносы. Здесь существовали и различные конфессии – католики и мусульмане, староверы и евангелисты, иудеи и различного рода секты. Но в составе единой православной страны они заняли отведенную им нишу и не имели никаких возможностей продолжать как в Средние века эксплуатацию и ущемление прав православных жителей, которые составляли несомненное большинство. А к православным относились все основные преобладающие этносы населения Пруто-Днестровского региона: молдаване, украинцы, русские, а также болгары, гагаузы, греки. Они составляли большинство.

Характерно, что после присоединения к России значение православной духовности постоянно возрастало, и церковь, наконец, лишилась тех оков, в которых она находилась в период польского, татарского или турецкого господства. Может быть, православные стали мстить своим былым угнетателям, например, католикам? Это в корне противоречило бы принципам русского правления Бессарабией. Ничего подобного и не произошло: никто костелы не закрывал, даже строились новые католические храмы русской администрацией. Губернатор Павел Федоров, правивший областью 20 лет и превративший город Кишинев в сплошную строительную площадку, на ровных благоустроенных улицах города возводил не только православные храмы, но и костел, и кирху, и другие культовые сооружения.

Возводились в Бессарабии и молельные дома баптистов, и приходы старообрядцев, и григорианские церкви, и синагоги, так что общая религиозная картина напоминала собой пеструю мозаику, при которой никто (или почти никто) не ущемлялся. Здесь различные верования могли вполне мирно уживаться между собой. И это положение, характерное для большинства регионов юга России XIX в., вполне устраивало местных жителей. Общая религиозная культура края была неразрывно связана с деятельностью различных культовых учреждений всех народностей и этносов региона. Никаких острых религиозных конфликтов не возникало. И это было характерной отличительной чертой Бессарабии. Рассмотренный нами Кишиневский погром в период правления губернатора Р.В. фон Раабена в 1903 г., по сути, не имел глубинных религиозных основ в сознании местного населения и объясняется другими причинами.

Более того, Бессарабия в эту эпоху становились прибежищем для всех гонимых и притесняемых служителей культа. Возьмем конкретный пример. В период реформ 60-х годов XIX в., связанных с безудержной латинизацией «пуристами» своей культуры и языка в Ру-мынии (перевод письменности на латинскую графику, уничтожение древних церковных книг, притеснения православное веры по канонам Паисия Величковского), монахи Нямецкого монастыря, этой древней жемчужины молдавской культуры, решили бежать из страны. Они желали сохранить остатки древнего молдавского православия и святости. Православное духовенство Румынии, не воспринимавшее «разбойничьи» (как выражались монахи) реформы Александра Иона Кузы, нашли себе убежище в Бессарабии, открыв в нескольких километрах от Тирасполя и Бендер Свято-Вознесенский Ново-Нямецкий монастырь, который принял высокую духовную эстафету истинного православия и действует в наши дни.

Есть еще одна характерная особенность интеграции местного населения в общественно-политическую жизнь страны после присоединения его к России. Она состоит в несомненной близости менталитета населения края и населения русских, украинских или белорусских регионов империи. Общие культурные основы, общие духовные ценности и приоритеты выдвигали на первый план и общность социальных и политических интересов.

Вполне объяснимо, что в Туркестане, Финляндии или на Кавказе местное население было достаточно далеким от животрепещущих проблем общероссийского характера – ими там мало интересовались, либо интересовались лишь в качестве очередной возможности вырваться из состава империи. Но в таких провинциях, как Бессарабия, в Новое время местное общество весьма активно включилось в обсуждение самых насущных вопросов общественно-политического характера, абсолютно не ассоциируя их с необходимостью выйти из состава российского государства, войти в состав Румынского королевства или создания какой-то суверенной бессарабской государственности. Когда наряду с консервативным и либеральным течением общественно-политической мысли в России появляется и новое направление – революционное, в Бессарабии оно находит благоприятную почву для распространения и развития, не сопровождаясь сепаратистскими поползновениями.

Все названные течения находили в наших краях живой отклик, понимание и своих приверженцев. Это показало и дворянское движение декабристов, и разночинные акции народников, а с конца XIX в., – и появление политических партий общероссийского плана, которые действовали в нашем регионе весьма активно. Социальный и национальный состав населения по обе стороны Днестра был достаточно близким, схожим и весьма зрелым, почти не отличимым от других районов юга России, Новороссии, как тогда именовался этот регион. Интересно, что все политические партии, действовавшие в обеих провинциях, имели общероссийский характер; «своих» не появилось.

Какие же процессы определяли высокую степень и быструю интеграцию этих провинций в общественно-политическую жизнь страны в XIX в.? Да и можно ли вообще дать им какое-то приемлемое объяснение? Думается, что все дело состояло в социальной структуре общества, которая очень быстро получила общероссийские формы. Россия, как известно, делила свое население на различные сословия, т.е. на определенные группы людей, обладающих твердым юридическим статусом. И сословия эти были полностью отменены лишь в период Российской революции 1917 г.

Когда Бессарабия в 1812 г. вошла в состав России, здесь в течение нескольких лет формируются и законодательно оформляются свои сословия: дворянство, духовенство, купечество, мещанство, казаки, государственные и крепостные крестьяне, колонисты и проч. Каждое из этих сословий имело свои интересы и готово было их защищать. Тем более, что дворянство, как социальная база и опора самодержавия, не собиралось в своей массе терять привилегированное положение, несмотря на идеалистические планы прогрессивно мыслящих офицеров из рядов декабристов.

Дворянство объединялось в свои собрания, и для него не имела почти никакого значения этническая принадлежность правящего слоя – русские, молдаване, украинцы, поляки, греки и прочие. Они выбирали губернских и уездных предводителей, а подчас и жестко, нелицеприятно критиковали деятельность местных властей. В их среде зародились и основные направления общественно-политической мысли и течений – консервативного, либерального и леворадикального. И борьба между этими течениями, их размежевание и противоборство не могли не затронуть бессарабское дворянство как провинциальную часть общероссийского сообщества.

Конечно, основная масса бессарабских бояр составляла вместе с офицерством, чиновниками, генералитетом правоконсервативную часть общества, не желавшую никаких перемен в своем положении. По словам одного из столпов русского либерализма генерала П.Д. Киселева, многие чиновники, осевшие в наших краях во время русско-турецких войн, являлись самыми настоящими «подонками» России. Но его приезды в наши края воодушевляли местные либерально настроенные круги. Эти представители образованного общества не могли не знать, что генерал Киселев еще в 1816 г. выступил за необходимость отмены крепостного права в России и представил государю соответствующий документ. С другой стороны, это не могло не раздражать таких реакционеров, как генерал И.В. Сабанеев, с помощью которого была разгромлена местная декабристская организация и закрыта ложа «Овидий».

Приезды в наши провинции самодержавных особ всегда вызывали ажиотаж и тщательно готовились. Возможно, не только географическое положение и военно-стратегическое значение приграничных земель привлекали сюда монархов России, но и то, что они находили здесь близкое им по духу и настроениям провинциально-российское общество, никоим образом не помышлявшее о выходе из России или, тем более, жестокого противостояния ей. Бессарабию посетил Александр I в 1818 г., впервые после Прутского похода Петра I. Через 10 лет сюда прибыл Николай I. А сын его, Александр II, посещал эти края дважды – в 1860 и 1877 гг. Александр III был по натуре затворником и мало ездил по России. Николай II был здесь в 1914 г.

Вполне возможно, что симпатии русских монархов к этим землям определялись еще и тем, что в лихую годину испытаний и похода на Россию Великой армии Наполеона на недавно присоединенных к империи землях (Приднестровье – за 20 лет, а Бессарабия вообще – за месяц до вторжения Бонапарта) местное население не примкнуло к врагам страны. Жители этих провинций не подняли восстаний, не присоединились к французской армии, как это сделали поляки и почти все подчинившиеся Франции страны Европы. Ведь момент был крайне благоприятный для того, чтобы вмиг освободиться от ненавистной «русской оккупации», говоря языком нынешних официозных историков Молдовы!

Однако население провинции и не подумало о такой возможности. Наоборот, местные жители по-доброму напутствовали уходившие от Днестра и Дуная русские войска, снабжали их продовольствием и фуражом, предоставляли на постой свои квартиры. А многие местные уроженцы ушли защищать вместе с русскими солдатами свою новую родину, участвовали в главных сражениях Отечественной войны и даже дошли до Парижа. Современные средства массовой информации Молдовы либо не знают, либо не хотят вспоминать подобные факты, которые невозможно втиснуть во все их искусственные конструкции «русской оккупации».

Несмотря на большую отдаленность от Санкт-Петербурга, Москвы и других политических и культурных центров империи, бессарабская провинция с самого момента своего вхождения в Россию жила общими со всей страной проблемами, интересами, заботами. Социально-политическая, культурная и духовная интеграция ее населения в общерусский конгломерат народов произошла на редкость безболезненно и естественно. Такова была реальная судьба этих земель. Русское правление Бессарабией на протяжении столетия было частью этой судьбы.

События, связанные с Первой мировой войной, с русскими революциями 1917 г., с началом гражданской войны в корне изменили историческую судьбу края. На смену русскому правлению пришло правление румынское. Но это тема другого разговора.

Николай Бабилунга, ученый-историк