ПРИДНЕСТРОВЬЕ

25 лет назад в уже во многом подавленном националистическими манифестациями Кишинёве состоялись события, символизирующие распад государственного механизма Советского Союза и безнаказанность врагов нашей Родины. Речь идёт о срыве националистами военного парада 7 ноября 1989 года и штурме ими здания Министерства внутренних дел Молдавской ССР. Будучи активным участником событий того бурного времени (членом Президиума Интердвижения Молдавии «Унитате»-«Единство»), я описываю их по выдержкам из своей книги «В Парламенте Молдовы и за его стенами. 1988-1992» с незначительными изменениями.

Последний Красный День Календаря в Советской Молдавии

Накануне октябрьских праздников руководство «Единства» несколько раз собиралось и решало, как быть. Выходить отдельной колонной (а люди для этого как будто были) на демонстрацию или принимать участие в составе трудовых коллективов? Победила вторая точка зрения, хотя первая выглядела логичнее: уж если наша организация набирает определенную силу, она должна заявлять о себе самостоятельно. К тому же не составляло секрета намерение Народного Фронта Молдавии выйти как раз отдельной колонной.

Между тем главной проблемой для всех нас был военный парад подразделений нашей Советской Армии. Удастся ли его провести? По вечерам советские войска тренировались, все как будто шло нормально. Но это только казалось.

…Утром 7 ноября я приехал в центр города и стал неподалеку от официальной трибуны. По площади, озабоченный, метался председатель горисполкома Владимир Добря. От здания ЦК Компартии Молдавии вдвоем, без сопровождения, шли Первый Секретарь ЦК Семён Гроссу и Председатель Совета министров МССР Иван Калин, отвечая на приветствия. Серело пасмурное, зябкое утро, расцвечиваемое красными околышами милицейских фуражек.

Началась официальная демонстрация. Над Площадью Победы (ныне Великого Национального Собрания) витали бравурные марши, овевая стоявших на трибуне, обитой бархатом, С. Гроссу, И. Калина, М. Снегура, В. Пшеничникова, И. Гуцу и других членов партийно-государственного руководства Молдавии. Воздушные шарики, неспешное движение транспарантов, приподнято-чеканный дикторский голос, зачитывающий на двух языках приличествующие дню официально утвержденные лозунги, трепет на едва заметном ветру красных и красно-зеленых стягов, катящихся впереди колонн эмблемы кишиневских заводов и фабрик… Это был последний праздник 7 ноября, отмечавшийся в Молдавии на государственном уровне.

Буря на Площади Победы

Но трепетали, оказывается, не только флаги на ветру. Легкое шевеление охватило милицейские цепочки; усилилась циркуляция офицеров в звании от майора до полковника между трибуной и патрулями по проспекту Ленина в сторону памятника Стефану Великому и далее.

Я примерно понял, что это значит.

В нескольких сотнях метров, вслед за работниками какого-то завода, двигалась колонна, пестревшая триколорами. Поначалу она двигалась молча, и над ней почти не было видно никаких транспарантов. К трибуне подтягивалась милиция; на лицах членов руководства республики, продолжавших маханиями рук приветствовать демонстрантов, появилась нескрываемая озабоченность. Самый посредственный психолог легко определил бы, что они понятия не имеют, что делать.

Тем временем, птица напряжения уже раз-другой взмахнула крылами над площадью: хвост уходящей красно-зеленой колонны обменялся речами с головой колонны трехцветной. Поскольку речи явно носили эмоциональный характер, несколько человек бросились друг к другу и привели дополнительные аргументы в виде своих кулаков. Донеслись крики. Дерущихся, наконец, растащили товарищи и соратники. Но, как писал классик, хотя и дрались молодые штурманы будущей бури, то была еще не сама буря…

Ну, ничего! Вот и буря.

Когда колонна НФМ заняла центральную часть Площади Победы, она остановилась. Вслед за тем она сделала «поворот напра-во», и над головами фронтистов взмыли транспаранты: «Жос Гроссу, Пшеничников!», «Жос Демиденко, Кутыркин!», «Жос мафия!» (наверняка Прокурору Молдавии Демиденко и руководителю Госплана МССР Кутыркину в те минуты икнулось). Второму секретарю ЦК Пшеничникову – тоже! (Кто не знает молдавского: «Жос!» - это «Долой!»).

Руководство республики было явно деморализовано. А фронтисты начали двигаться вперед, к трибуне, напирая всей массой нескольких тысяч человек на милицейские цепи.

Свои впечатления от увиденного, а, вернее, от неувиденного, мне вечером того же дня рассказал мой друг, смотревший репортаж с площади по телевизору: «Ни черта не понятно! Показывают только трибуну. Там — вожди! Кому-то они машут, а кому — хрен их знает. Показывают только их, а демонстрантов — нет. Тут они вдруг все зашевелились, завертелись и куда-то засобирались. Куда? Почему? Один по привычке машет еще рукой, а другой хватает его за эту самую руку, разворачивает и чуть ли не уводит с трибуны. А другие — кто ушел, кто уходит. Все у телевизоров обалдели, никогда же такого не бывало!».

…Милиция, не выдержавшая напора «трёхцветных», отступила к уже пустой трибуне. Оставался там только красный кумач, коим были обиты перила трибуны «под Ильичом». Из последних сил милиционеры сдерживали фронтистов, скандировавших под вздымания кулаков: «Жос Гроссу! Жос Гроссу!»

Милицейские шеренги распались. Фронтисты, точно поток, прорвавший плотину, захлестнули трибуну. Затрещала срываемая с перил красная ткань. Ленин оказался в кольце румынских триколоров, в кольце фронтистского ликования. Я повернулся и прошел к Дому Правительства, где прохаживались знакомые офицеры МВД. Площадь была оставлена милицией, оцепившей Совмин. Появились каски, щиты.

Но штурмовать Совмин МССР националисты и не собирались. Они, заняв Площадь Победы, свою задачу на 7 ноября выполнили: овладели центром Кишинева, изгнали с трибуны невоспринимаемое ими руководство, а теперь вполне заслуженно веселились, одержав крупную политическую победу. Люди кружились в танце-«хоре», гуляли по площади, устанавливали на трибуне дополнительные триколоры. Колонны просоветских манифестантов, не успевшие пройти по сердцу столицы, по приказу властей отправлялись куда-то в обход, по закоулкам.

В этом было что-то унизительное для патриотов СССР и отбивало у людей желание защищать такую власть, хотя некоторые были даже готовы вытеснить фронтистов с площади силой. Могу только сказать, что, на мой взгляд, 7 ноября 1989 г. сторонников СССР различных национальностей было многократно больше, чем приверженцев НФМ. А националисты, вместо того, чтобы выразить свое мнение в виде обыкновенной демонстрации, заняли площадь, нарушив закон. Впрочем, в 1989-1990 гг. они делали это постоянно, настойчиво добиваясь взятия власти…

- Что вообще происходит? — спросил я у знакомого полковника.

- Хоть бы нам кто объяснил! — воскликнул тот. — Такой бордель развели. Никто ни за что не отвечает. Я знаю только то, что говорят у нас в министерстве: Воронин ни в какую не хотел, чтобы Фронт шел отдельной колонной. И кишинёвский исполком был против, и Гроссу не хотел. С Москвой несколько раз говорили, а 6-го, вчера, после обеда лично Бакатин дал разрешение. Если, мол, народ требует, нельзя его сковывать. Так что все это идет из Москвы!

В этом я был с ним согласен, а последующие мои впечатления от жалкой и безвольной личности тогдашнего министра внутренних дел СССР Вадима Бакатина только подтвердили такое мнение. Забегая вперёд, скажу, что на посту министра внутренних дел Советского Союза он показал своё полное ничтожество, как и его шеф Михаил Горбачёв.

Между двумя бурями…

8 ноября, утром, руководство «Единства» встретилось дома у члена Президиума «Единства» ныне покойного Виллия Носова на Рышкановке (район Кишинёва), на улице Карманова, чтобы обсудить напряженную ситуацию в молдавской столице. Срыв военного парада и демонстрации менял многое. НФМ показал силу, власть — слабость. Мы начали высказываться.

- Чтобы серьезно работать над тактикой наших действий, надо знать обстановку, — сказал я. — Надо встретиться с Гроссу.

В. Носов тотчас же набрал номер одного из работников ЦК КПМ, который, хотя был выходной день, находился на службе. Они разговаривали несколько минут, после чего В. Носов обратился к нам:

- В общем, так. Я понял, что контроль над ситуацией Бюро ЦК потеряло. Оно деморализовано. Гроссу внутри Бюро ЦК изолирован и не может принимать никаких решений. Наибольшая сила, мне сказали, у членов бюро ЦК Мирчи Снегура (президент Молдовы в 1990-1996 – А.С.) и Григория Еремея (первый секретарь ЦК КПМ в 1991 – А.С.), но между ними самими нет никакого единства. Однако раз уж мы договорились, в организации встречи с Гроссу и другими членами Бюро ЦК нам обещали помочь.

Но встреча так и не состоялась…

Этот День милиции весь костром пропах…

День 10 ноября 1989 года для меня начинался неплохо. Кстати, День Советской Милиции!

До обеда я трудился на ниве просвещения учащихся родной школы №37. С удовлетворением убедился, что число сторонников «Единства» после событий трехдневной давности среди парней и девушек возросло. Поехав домой, отобедал, а после, справедливо решив, что не все же время заниматься политикой, отправился с женой в кино, в кинотеатр «Бируинца». Посмотрев кинокартину (уж не помню, какую), расслабился и, придя в доброе и где-то веселое расположение духа, вышел на улицу. Мы начали подниматься вверх к проспекту Ленина, желая немного прогуляться…

И тут же костлявые пальцы политики сомкнулись на моем осипшем от школьных уроков горле.

Я мгновенно почувствовал то напряжение, которым бывает (уж простите за штамп) пропитана атмосфера. Именно в такие минуты ожидаешь: вот сейчас разразится гроза! В вечерней темноте кучковались группы пребывавших в смятении людей, что-то взволнованно обсуждавших между собой. То тут, то там из тьмы возникали какие-то агитаторы, перемещавшиеся от группы к группе. Чувствовалось, что люди искренне, по-настоящему хотят знать правду о чем-то происходящем. У агитаторов же конкретная, политическая задача.

К одной из групп подошли и мы. Рядом с нами говорил человек средних лет, напоминавший классического национал-радикала тех горячих дней: длинное пальто, широкополая шляпа, усы, борода, длинные волосы до плеч, туфли на высоких каблуках. В его виде было что-то околотворческое. На заводчанина или землепашца он явно не походил.

- Идите по селам, по домам, говорите всем: пусть завтра тут будет вся Молдавия с топорами и вилами!

Но что происходит? С проспекта Ленина (ныне Штефана чел Мааре, или Стефана Великого) доносился гул. Мы прошли еще немного и увидели, что здание МВД оцеплено солдатами в касках и со щитами, а также милиционерами в обычной форме. Вокруг сгрудилась толпа в несколько сот человек. Свист, гиканье, выкрики. У дверей министерства, на ступеньках столпились офицеры, о чем-то говорившие между собой.

Сегодня я понимаю, что мои воспоминания о том дне обрывочны, но обычно так и бывает: стройно и красиво все выглядит, как правило, не у очевидцев, а у тех, кто пребывал далеко от места событий. Так что пишу, как помню.

…Крики перешли во что-то невообразимое. Солдаты поспешно закрывались щитами. В щиты ударил град камней. На тротуарах выросли горки булыжников. Их поспешно разбирали в основном какие-то подростки пэтэушного вида, кидая затем в солдат и милицию. Среди парней было немало пьяных.

С резким звоном летели стекла. Случайные прохожие поспешно убегали из центра города, в основном, вниз по 28 Июня (ныне Влайку Пыркэлаб), по Комсомольской (ныне Михай Эминеску) и по Котовского (ныне Василе Александрии). И вовремя: солдаты перешли в наступление, рассеивая толпу, из которой время от времени буквально вываливались окровавленные люди и, нетвердо ковыляя, добирались до стены какого-нибудь дома и кричали:

- Смотрите, что с нами делают!

Было жутко. Побоище все разгоралось. Исчерпав запас камней, не выдержав ударов милицейских дубинок, парни бросились вниз по Комсомольской, увлекая за собой прохожих, зевак и тех, кто как-то пытался остановить происходящее. Памятуя о том, что бегущий нередко получает больше всех, мы с женой не спеша прошли вниз к кафе «Орион» (где потом размещался узбекский ресторан) и встали у стены кинотеатра «Бируинца». Солдаты продвигались, стуча дубинками в свои щиты. Этот гром еще больше деморализовывал. Молчаливые крепкие парни запирали изнутри раздвижные двери «Ориона», а, заперев, уселись за столик, закурив и попивая кофе: разбирайтесь там, снаружи, без нас…

Какой-то взвинченный полупьяный мужик рухнул на колени, вцепившись в перетянутые цепью и закрытые на амбарный замок двери «Ориона», взвыл, проливая истерические слезы:

- Братцы, откройте! Пустите, братцы! Я же свой! А-а-а! Ну, откройте же!

Молчаливые парни в ответ бесстрастно пожимали плечами: когда бьют, все свои…

До «Ориона» солдаты не дошли, а мы с женой по улице 25 Октября пошли, желая добраться до Пушкина, чтобы как-то ехать на Рышкановку. Если бы мы так и поступили, это было бы благоразумным шагом, но в голову пришла мысль: а давай досмотрим, чем все это закончится. Несмотря на возражения жены, я направился (потащив и ее с собой) вверх по 28 Июня к Главпочтамту.

То, что это было чистейшей воды авантюрой, я убедился довольно скоро.

...Побоище продолжалось. Здание МВД в нескольких местах уже охватили языки пламени. Неподалеку от Главпочтамта появился то ли кем-то пригнанный, то ли остановленный автобус. Водителя заставили «поделиться бензином» молодые ребята—боевики. Они пропитывали горючим шарфы, самодельные пакли и, поджигая, раскручивали и кидали в сторону министерства как пращу. Несколько таких снарядов высадили оставшиеся еще на первом и втором этажах стекла, и изнутри повалил дым. Из черных проемов окон выпрыгнуло пламя.

У МВД находились две пожарные машины: одна, развернувшись, била пенной струей на здание, стремясь погасить пожар; другая посылала струи в толпу, отгоняя ее от здания. Большая часть толпы отхлынула к противоположной стороне проспекта; на какое-то время гул и крики оказались перекрыты лопаньем стекла от разбиваемых окон и магазинных витрин. Несколько десятков парней продолжали бомбардировать камнями и атаковать солдат. Крича, они звали других людей идти на новый приступ.

Откуда-то со стороны торца здания МВД — там, где располагалось бюро пропусков — донесся монотонный треск автоматной очереди. Били явно для испуга. Часть толпы отбежала в сторону улиц Болгарской и Армянской.

...Больше делать тут было нечего. Мы с женой отошли от дверей Главпочтамта и направились, как и предполагалось, вначале к Пушкина, как вдруг какой-то человек лет 30-ти (хотя почему какой-то? я его чуть ли не каждый день видел у памятника Штефану, либо в первых рядах манифестантов, в очередной раз перекрывающих движение транспорта) закричал, взвинчивая себя и, главное, привлекая других:

- Сафонов! Оккупант! Интерфронт!

Подскочило 15-20 взъерошенных женщин (из той же гвардии) и попытались разнообразить ассортимент обвинений крикуна, а заодно превзойти его в силе голоса:

- Колонизатор!

- Оккупант! Ты посмотри, как он гордо идет по нашей земле!

- Имперский агент!

- Жос! В Сибирь!

- Жос империя!

Постепенно от политической дискуссии (в их понимании) перешли к обвинениям непечатным, когда ты вдруг узнаешь о себе немало интересного. Ответить мне, конечно, хотелось — всем и сразу, послав подальше Но я молчал. Во-первых, рядом была жена, а рисковать ею я не собирался; во-вторых, опускаться до уровня откровенных идиотов не было смысла; в-третьих, они только и ждали какого-то срыва с моей стороны — из-за спин женщин выглядывало где-то 25-30 мужчин (их политических, видать, соратников) и смотрело на меня неподвижными взглядами. Набросься они на меня, и при таком соотношении сил выйти победителем не было никаких шансов даже у Чака Норриса. В общем, мы сели на троллейбус и доехали на нём до дома.

Для чего и кому были нужны ноябрьские события 1989 года

Я убежден, события 7-10 ноября 1989 г. надо рассматривать только в комплексе. Целей националистических бесчинств тех дней могло быть несколько.

Во-первых, фронтисты и часть поддерживающей их тогдашней партийной номенклатуры хотели одним махом, продемонстрировав презрение к власти, вогнать в страх население, парализовать людей и лишить их воли к сопротивлению. Прием не новый — фашисты в Италии в 20-х гг. использовали для этого чернорубашечников, а нацисты в Германии в 30-х гг. — штурмовиков СА.

Во-вторых, столкновения 10 ноября должны были смести с политического Олимпа первого секретаря КПМ Семена Гроссу, как не обеспечившего гражданский мир в республике. Гроссу был лоялен идее сохранения Молдавии в составе Советского Союза, а потому не устраивал противников СССР.

16 ноября 1989 г. на Пленуме ЦК КПМ С. Гроссу пал. Никто не сомневался тогда, что за его смещением стояла правившая тогда в Москве группировка Михаила Горбачёва, Эдуарда Шеварднадзе и Александра Яковлева, покровительствовавшая националистам в союзных республиках. Так сомкнулись интересы врагов нашей страны, находившихся, как говорится, «в центре и на местах».

Дальше были уже иные события…

Андрей Сафонов, приднестровский политолог