ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Интервью главы миссии ОБСЕ в Молдове Дженифер Браш российскому СМИ:

— В Приднестровье недавно отметили 20 лет миротворческой операции. Запад призывает Россию поменять ее формат, а Москва категорически против. Как вы думаете, почему?
— Задайте этот вопрос российским властям. Они ясно выразились на эту тему: менять формат они не намерены. Об этом заявлял и замглавы МИД России Григорий Карасин.

— В России увязывают смену формата с окончательным политическим урегулированием приднестровского конфликта. Вы согласны с такой увязкой?
— ОБСЕ призывает к анализу операции, а не к пересмотру ее формата. На чем мы действительно настаиваем, так это на тщательном расследовании январского инцидента на миротворческом посту, в результате которого погиб человек. И мы настойчивы в том, что это расследование надо довести до конца.

— В июне в Молдове побывал генсек ОБСЕ Ламберто Заньер. И тоже говорил о переформатировании миротворческой операции.
— Если вы прочтете заголовок его интервью вашему изданию, то увидите, что он сказал следующее: «Миротворческая операция не проблема. Конфликт — это проблема». Я сосредоточена на разрешении конфликта, а не на деятельности миротворцев.

— Получается, что в вашей позиции и в позиции Москвы, которая говорит о том, что сначала урегулирование, а потом переформатирование, нет никаких противоречий.
— Вы спросили меня, вижу ли я связь между конфликтом и миротворцами. Конечно, я ее вижу. Если конфликта нет, то и миротворцы не нужны.

— Выходит, вы согласны с позицией Москвы?
— Я никогда не скажу, что я согласна с политикой России или любого другого государства. Я вам говорю о точке зрения ОБСЕ.

— Карасин заявлял, что приднестровский конфликт может быть урегулирован на основе федерализации Молдовы. Что об этом думают в ОБСЕ, учитывая, что Кишинев не приемлет подобную модель?
— За столом переговоров могут обсуждаться любые формы урегулирования. Но это не значит, что я отдаю предпочтение какой-то из них. Я не собираюсь пропагандировать здесь какие-то американские идеи, которые некоторым могут показаться безумными, и пересаживать на эту почву модели, которые есть у нас в США. Но я хочу сказать, что мы в Америке весьма комфортно себя чувствуем с нашей демократической и стабильной федеральной системой.

— На переговорах в формате 5+2 (Молдова, Приднестровье, Россия, Украина, ОБСЕ, ЕС и США) пока и близко не обсуждается политическое урегулирование и статус Приднестровья в составе Молдовы. Почему?
— Не хочу сейчас вспоминать всю историю переговоров в формате 5+2. Напомню, что в переговорах был долгий шестилетний перерыв и только в ноябре-декабре прошлого года они были возобновлены. Сейчас идет лишь седьмой месяц переговоров. Это очень короткий период. Учитывая мой опыт работы в конфликтных регионах, могу сказать, что прогресс, достигнутый за это время, я оцениваю очень высоко. Нам при помощи ирландского председательства в ОБСЕ удалось согласовать правила переговоров, повестку дня, принципы и процедуры. Это очень большой и позитивный шаг вперед. За все 20 лет, что длится процесс урегулирования, у нас никогда не были согласованы столь детальные правила и процедуры ведения переговоров.

— Но были такие ситуации, когда стороны очень близко подходили к окончательному урегулированию. Например, в 2003 году, когда едва не был подписан меморандум Козака. И пятисторонний формат к этому не имел никакого отношения. Подобные ситуации говорят о том, что решение может быть найдено не в формате 5+2, а тогда, когда формулу урегулирования согласуют ведущие державы.
— Я уже не раз говорила — ключ к решению конфликта находится на берегах Днестра. Не хочу говорить о том, что было до того, как я начала здесь работать. Могу говорить о том, что сделано за время моей работы здесь. Это разработка и согласование уже упомянутых правил и процедур. На июльском раунде переговоров мы перешли к обсуждению существенных социально-экономических вопросов. Это вопросы образования и свободы передвижения. Думаю, для того чтобы достичь всеобъемлющего соглашения по урегулированию конфликта, необходимо решить множество социально-экономических проблем, выстроить доверие между сторонами.

Повестка наших переговоров разделена на три корзины: социально-экономические вопросы, гуманитарно-правовые вопросы и политические вопросы. В повестке дня июльского раунда были вопросы из всех трех корзин, но обсудить удалось только вопросы из первой корзины. Надеюсь, что на сентябрьском раунде мы сможем обсудить вопросы из всех трех корзин. Я бы очень хотела, чтобы до сентябрьского раунда был открыт мост Гура-Быкулуй—Бычок. Надеюсь, это произойдет. Этот мост расположен в очень важном транспортном коридоре — на трассе М14. Потенциально это европейский коридор №9.

— А в чем проблема с открытием этого моста?
— Это очень сложный вопрос. Приднестровье его увязывает с признанием и выдачей определенных документов.

— Речь о признании приднестровских автомобильных номеров или о чем-то еще?
— Не только. Это еще и вопрос, касающийся грузоперевозок, регистрации транспорта. Здесь целый спектр практических вопросов. Но я полагаю, что есть политическая воля для открытия моста. Это откроет Молдову для европейского транспортного потока и свяжет западную и восточную части Европы. Свяжет Европу с Украиной и Россией.

Кроме того, на переговорах в сентябре мы собираемся обсудить вопросы из второй корзины, которых еще не касались. Это гуманитарные вопросы о создании форума гражданского общества и форума по правам человека. Из третьей корзины будет поднят вопрос о правоохранительной деятельности, потому что очень важно для обеих сторон, чтобы их правоохранительные органы работали соответствующим образом. Еще я хочу ввести такой вопрос, как сотрудничество в сфере подготовки преодоления чрезвычайных ситуаций. После того как прошли проливные дожди, я посетила пострадавшие районы на севере Приднестровья. И там действительно есть большая нужда в помощи и готовность ее принять. Так что наша повестка достаточно плотная.

— Что вы думаете по поводу внутриполитической ситуации в Молдове? Запрет серпа и молота, события в Кагуле и Бельцах уже привели к серьезной напряженности в обществе. Вас это не настораживает?
— Конечно, это нас беспокоит, потому что часть нашего мандата — это демократизация. И урегулирование конфликта в Приднестровье невозможно без демократизации на обоих берегах. Мы пристально следим за развитием событий в Молдове, включая Приднестровье. И я могу сказать, что я действительно озабочена, когда вижу проявления нетерпимости в любой части Молдовы. Когда я узнаю, что в Оргееве установлен памятник, политически провокационный и даже националистический, меня это беспокоит. Во время таких чувствительных переговоров по урегулированию конфликта такие вещи, безусловно, отнюдь не помогают. Меня также обеспокоила идея проведения референдума в Бельцах. Расширение местного самоуправления — нормально, даже предпочтительно, но когда определенные органы власти не могут договориться друг с другом, это уже не очень хорошо. Меня также беспокоят события в Бельцах, и я осуждаю использование насилия для достижения политических целей. Я с сожалением узнала, что журналистка была ранена и приветствовала скорое начало расследования в этом отношении.

— Запрет серпа и молота, которые являются символами Приднестровья, мешает переговорному процессу?
— Я здесь представляю ОБСЕ, но я американка. И когда я вижу эти символы, я сразу вспоминаю коммунизм. В европейских странах были прецеденты, когда эти символы запрещали.

— Но тут выходит, что вне закона оказалась символика, которая является символикой приднестровской администрации.
— Я верю в то, что новым руководством Приднестровья движут демократические устремления.

— Ну пусть будет такой ответ. Коммунисты обращались к международным организациям, в том числе к ОБСЕ, с призывом остановить правящий в Молдове альянс, запретивший их символику. Вы будете реагировать на это обращение?
— Мы ничего подобного от них не получали.

— Ну как же, оно было размещено на официальном сайте компартии.
— Я не могу реагировать на все, что появляется на интернет-сайтах.

— То есть официального обращения коммунистов к вам не было?
— Я об этом ничего не знаю. На адрес этого офиса от них ничего не приходило. Между тем я встретилась с Владимиром Ворониным.

— А как вы оцениваете деятельность нынешних приднестровских властей?
— Их избрание внесло определенную динамику в жизнь Приднестровья. Двадцать лет правления Смирнова — это много. Двадцать лет кого угодно — это много. Я не очень хорошо знаю всю историю Евгения Шевчука, но, насколько я знаю, он серьезный политик. В своей избирательной кампании он использовал социальные медиа, обращался напрямую к людям и пообещал лучшую жизнь.

— Это обещают все политики.
— Может быть. Но за него проголосовали. Нам сейчас нужно очень тесно работать с господином Шевчуком. Это нужно и молдавскому правительству. Как мы видим, уже установились очень тесные и интенсивные контакты между первыми лицами в Кишиневе и Тирасполе, и это беспрецедентно. Такого в истории этого конфликта еще не было.
Я тесно сотрудничаю с госпожой Штански и могу сказать, что она очень хорошо подготовлена. Она демонстрирует высокий профессионализм и серьезно подходит к каждому раунду переговоров. Мне кажется, что она искренне хочет сделать что-то на пользу людям. Но позитивный подход и профессионализм демонстрирует не только приднестровская сторона, но и молдавская. Так что сейчас наблюдается очень хорошая динамика.

— Кажется ли вам демократичным, что в Молдове на должности генпрокурора, руководителя спецслужбы, других силовых структур назначаются политически ангажированные люди, связанные с теми или иными партиями?
— Как вы сами отметили ранее, это политика.

— Но разве люди на таких позициях в правоохранительных структурах не должны быть вне политики?
— Да, вы правы. Действительно, правовая система Молдовы нуждается в существенных реформах, и мы над этим работаем в сотрудничестве с молдавским правительством, с ЕС, с США и с другими заинтересованными странами. Но вы правильно отметили — эта сфера нуждается в реформировании. Для любой демократической системы критически важно иметь совершенно независимую судебную систему.