ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Неделю назад, в начале ноября, завершился очередной официальный визит в Российскую Федерацию президента Республики Молдова И. Додона, которого его недобросовестные пропагандисты и московские некомпетентные или наивные люди до сих пор еще нередко именуют «пророссийским политиком». Итоги визита, включая заявления самого г-на Додона (к примеру, интервью ТАСС), должны были бы вновь убедить и российских чиновников, и российское экспертно-политическое сообщество в том, что реальные действия и устремления И. Додона — отнюдь не «пророссийские», а, скорее, антироссийские, поскольку диктуются ему его настоящими кураторами и направлены на вытеснение России из региона.

Но, похоже, московские «фанаты» Додона готовы снова и снова оказывать ему поддержку словом и делом, рассчитывая на то, что высшее российское руководство, также контактирующее с «токсичным» молдавским политиком, не будет слишком строго судить тех, кто так активно продвигал такие контакты. Особенно тогда, когда придется проводить неизбежный «разбор полетов» и с опозданием искать ответы на два извечных русских вопроса.

Судя по заявлениям самого Додона и некоторым решениям правительства, в контексте итогов визита особого внимания заслуживают три блока вопросов, обсуждавшихся в Москве:

1. Молдаво-приднестровское урегулирование и проблемы региональной безопасности.

Ничего принципиально нового Додон не сказал, поэтому мы не будем слишком акцентировать внимание на его утверждениях о том, что лишь при нем якобы впервые за 10 лет начались контакты между Приднестровьем и Молдовой на уровне руководителей. Отметим лишь, что, во-первых, какой из Додона «руководитель Молдовы», хорошо известно — и по полномочиям, и по его «готовности» эти полномочия отстаивать, а контакты на уровне президентов Приднестровья и премьер-министров Молдавии, имеющих реальные полномочия, велись и до Додона и, по-видимому, продолжатся после него. Во-вторых, политическому деятелю такого уровня стоило бы озадачиться арифметикой и обратить внимание на то, что между мартом 2009 г. и январем 2017 г. отнюдь не 10 лет, но тяга к округлениям в большую сторону, скорее всего, является отличительной чертой всего молдавского политического класса.

Додон не преминул вновь похвастаться тем, что раньше существовала должность отдельного спецпредставителя президента России по Приднестровью, а теперь, с возложением на Д. Козака полномочий «специального представителя президента Российской Федерации по развитию торгово-экономических отношений с Республикой Молдова», эти функции объединены и отдельного представителя по Приднестровью нет. Что ж, Додон и его настоящие кураторы имеют право на такую «радость»: действительно, московские лоббисты Додона сумели провести непонятное и необоснованное сведение всех функций по региональному сотрудничеству к должности «спецпредставителя Президента РФ по развитию торгово-экономических отношений с РМ». Почему московские чиновники, ответственные за региональное направление, сдают российские интересы и позиции авансом, только ради одобрения фантомно-пророссийского политика, остается загадкой. Зато, по крайней мере, Додон перестал цинично врать, утверждая, что «ранее всегда были спецпредставители по Приднестровью».

Молдавский президент вновь повторил тезис о том, что Приднестровью «никуда не деться» от Молдавии, что у РМ и ПМР может быть только «будущее вместе, либо не будет будущего ни у кого», что независимости у Приднестровья и интеграции в Россию не будет, что это «невозможно» и т. п. Дополнил свои умозаключения Додон очередным упоминанием о том, что Приднестровье «зажато» между Молдавией и Украиной, тем самым фактически пригрозив приднестровцам силовыми акциями с двух сторон. Додон снова отрекся от своей же федеративной идеи, продвигавшейся им 2012−2013 гг., отметив, что урегулирование может произойти только в рамках «некоего автономного образования в составе Республики Молдова», проще говоря — культурно-территориальной резервации.

В общем, в отношении Приднестровья и его народа И. Додон действует так же, как весь политический класс Молдовы с периода распада СССР, — т. е. отказывает приднестровцам в праве самостоятельно делать выбор, определять свою судьбу, в праве выступать самостоятельной стороной конфликта, хотя это закреплено основными международно-правовыми документами переговорного процесса. Додон ведет себя так, как будто альтернатив «объятиям» Молдавии для Приднестровья не существует.

Такая позиция, конечно, не новость. Новость — это то, что в Москве такие заявления настолько спокойно воспринимают, хотя у России есть собственные международные обязательства, вытекающие из статуса гаранта и посредника в переговорном процессе. Одним из таких обязательств является содействие нахождению взаимоприемлемого компромисса между двумя равноправными сторонами конфликта, а не поощрение ультимативных и провокационных заявлений одной из сторон.

Пользуясь московскими площадками, Додон пытается создать иллюзию того, что его запросные позиции и амбиции соответствуют российским подходам. Если это так, то скоро нам предстоит увидеть очередную серию из цикла «безвозвратная сдача российских интересов по просьбе «пророссийских» политиков» (предыдущие серии — в той же Молдавии и на Украине, в главных ролях — В. Воронин и В. Януковвич). Если это не так, то хотелось бы услышать внятную позицию уполномоченных органов, к примеру МИДа России, по вопросу о том, соответствуют ли заявления Додона позиции российской стороны.

Впрочем, на деле ситуация гораздо прозаичнее и печальнее: скорее всего, это не так, но московские «кураторы» Додона не могут его одернуть — ведь он единственный и, увы, неповторимый «пророссийский» политик в Молдавии. Если его одергивать, то это нанесет сильный удар по его электоральным перспективам, которые и строятся в основном на российских уступках, преференциях и «шагах навстречу», а также на фотосессиях с высшим российским руководством.

Додон повторил приятный уху российского чиновника тезис о необходимости продолжения миротворческой операции и даже сообщил о намерении расторгнуть соглашение о функционировании Офиса НАТО в Кишиневе, но при этом вновь напомнил о «молдавском нейтралитете», который, согласно официальной позиции самого Додона (июль 2018 г.), предполагает прежде всего вывод российских войск из Приднестровья.

Молдавский лидер полагает, что старый прием держать два скрещенных пальца за спиной, когда даешь обещание, избавляет от необходимости держать слово. Упоминания о «нейтралитете» как раз и играют роль «двух пальцев», когда И. Додон рассуждает о присутствии миротворцев и возможности ликвидации Офиса НАТО в Кишиневе, полагая, что вывод российских войск (включая в чуть более отдаленной перспективе и миротворцев) сопоставим с ликвидацией конторы в Кишневе.

При этом Додон не упоминает о других стратегических вопросах, которые куда более важны для нейтралитета Молдавии: прекратятся ли учения с НАТО, которые проводятся на регулярной основе, и входит ли полная демилитаризация Молдовы в концепцию «нейтралитета»?

Вообще позиция Додона по вопросам региональной безопасности весьма специфична.

Президент Молдавии постоянно напоминает об украинском соседстве и при этом никак не реагирует на заявления президента Украины П. Порошенко о «приднестровской угрозе» и намерении усилить украинское военное присутствие вблизи приднестровских границ.

Додон никак не реагирует на визит командующего молдавской армией в зону карательной операции украинских силовиков против ЛДНР и своим молчанием поощряет «обмен опытом» для возможного силового сценария на приднестровской земле, хотя по должности президент Молдавии является главнокомандующим и должен был бы обозначить свою политическую позицию — если, конечно, она не совпадает с курсом на силовое урегулирование.

Картина получается вполне убедительная: «нейтралитет» с выводом российских войск — для Москвы, ультимативные требования с угрозой «украинским фактором» — для Приднестровья.

Вполне возможно, что нежелание И. Додона реагировать на провокационные визиты молдавских силовиков и заявления украинского руководства связано с тем, что в эти дни началось анонсированное молдавским президентом турне его советников в Вашингтон, Берлин и Париж. Это соответствует потребительской логике молдавской политэлиты: в Москве можно требовать вывода российских войск и сдачи Приднестровья, но присутствие в Вашингтоне и других серьезных столицах советников Додона исключает возможность озвучивания каких-либо тезисов, которые могли бы разочаровать «старших товарищей».

«Нейтралитет» Молдавии в сочетании с навязыванием автономии Приднестровью различными средствами является, по Додону, частью некоего «большого пакета для Молдовы», который должен стать «историей успеха» во взаимоотношениях России и Запада. Концепция «большого пакета» тоже не нова и особенно хорошо известна некоторым из тех советников Додона, которые сейчас путешествуют по «цивилизованному Западу».

В 2004 г. «пакетный подход» появился как попытка создать альтернативу для проваленного молдавскими властями «Меморандума Козака». В 2007—2008 гг. «пакетный подход» стал «входным билетом» для возвращения тогдашнего президента Молдавии в Кремль и на определенном этапе произвел впечатление на занимавшего в то время пост президента России Д. Медведева. Впрочем, и в 2004, и в 2008 гг. высшее российское руководство быстро разобралось в реальной цене таких «пакетов» и в несоизмеримости их реального веса тем уступкам, которые требовались от России.

Но, видимо, некоторые советники молдавского президента обладают хорошей институциональной памятью и помнят, что магическое словосочетание «большой пакет» («пакетный подход») производит неизгладимое впечатление на российских чиновников, осложняемое амнезией в отношении российских же интересов. Аналогия с Эллочкой-Людоедкой и ситечком является, конечно, случайной.

Интересным и заслуживающим особого внимания является тезис Додона о том, что основа урегулирования «не может быть проектом России, не может быть проектом Запада, поскольку он будет автоматически заблокирован». Такой «основой» может быть только молдавский проект. Тем самым Додон отказывает и России, и другим международным участникам в статусе посредника и гаранта, в возможности реализации ими своих международно-правовых обязательств, стремясь сосредоточить в руках Кишинева все рычаги урегулирования и максимально реализовать взятый ранее курс на трансформацию молдаво-приднестровского конфликта в плоскость внутреннего законодательства РМ, где нет потребности в международном посредничестве, российских гарантиях и т. п.

Додон также вновь отказывает Приднестровью в праве считаться стороной конфликта, почему-то даже не воспринимая мысль, что молдавский проект имеет гораздо больше шансов быть «автоматически заблокированным», чем какие-либо иные.

И вновь российские представители, которых «пророссийский» политик лишает гарантийного и посреднического статуса, молчат. Это тоже не новость. Новость — то, что московские чиновники позволяют политикам такого рода «гадить» на Россию уже в Москве и поощряют или в лучшем случае не замечают такие «процессы».

2. Региональная проблематика.

Здесь тоже нет каких-либо принципиальных новшеств. Разве что откровенность И. Додона нарастает по мере приближения парламентской кампании и в преддверии зарубежных вояжей самого президента Молдавии и его советников.

Теперь Европейский союз — это «важный геополитический и торговый партнер» Молдавии. Тема соглашения об ассоциации Евросоюза и Молдавии, вернее, ранее обещанной Додоном его возможной денонсации более неактуальна, видимо, потому что сам И. Додон «стал мягче» в отношении региональной политики и участия РМ в региональных интерационных проектах. «Смягчение» Додона проявляется как раз в отношении Евросоюза и признания необходимости также дружить с Западом и наслаждаться европейскими «плюшками в виде волшебного «безвиза», что оформляется в красивую оболочку «взвешенной внешней политики».

При этом Додон критикует ЕСовских бюрократов за то, что они ущемляют права молдавских товаропроизводителей (впрочем, эту проблему Додон старается решить за счет российского рынка), а также за навязывание Молдавии «чуждых ценностей». При этом он не упоминает о куда более серьезных вопросах, связанных с политико-правовой гармонизацией молдавской политической системы с требованиями Евросоюза, с системной перестройкой всего государственного механизма Молдавии в рамках правил ЕС, а также с тем, что Молдова обязалась осуществлять координацию своей внешней политики с внешней политикой ЕС. Эти и другие положения содержатся в Соглашении об ассоциации РМ и ЕС, но не вызывают такой «озабоченности» Додона. Возможно, потому что на тему «ценностей» можно дискутировать, а другие положения надо выполнять, даже в случае успеха политформирования Додона на предстоящих выборах.

России по этой логике молдавских властей остается довольствоваться обретенным Молдавией статуса наблюдателя в ЕАЭС, который, в отличие от обязательств в рамках ассоциации с Евросоюзом, не влечет каких-либо политических и политических обязательств. В Москве продолжают с пониманием относиться к «смягчению» Додона.

3. Двусторонние отношения между Россией и Молдовой.

Оговоримся сразу: тезис о «двусторонних отношениях» использован, скорее, как канцелярский штамп и дань пресловутой «политкорректности». На деле речь идет об очередных односторонних уступках с российской стороны, которые призваны укрепить у молдавского избирателя мысль о том, что именно с И. Додоном и его партией у Молдавии будет «всё хорошо» в отношениях с Россией.

Так, достигнута договоренность о том, что с 1 января 2018 г. сроком на 6 месяцев будут отменены пошлины на молдавские овощи, фрукты (яблоки, черешни, слива и т. д.), плодоовощные консервы и винодельческую продукцию.

Но за скобками остался самый важный вопрос: а что будет через полгода?

Что будет, если партия И. Додона не победит на выборах в феврале 2019 г.

Или если, как и многие «пророссийские» политики РМ, И. Додон забудет о своих обещаниях на следующий день после выборов?

Тогда что — снова вводить пошлины, расписываясь в личностно-ориентированном подходе при принятии политических решений и вновь становясь объектом критики по поводу использования торговых режимов как средства политического давления? Пусть это даже и соответствует принципам «реальной политики»?

Важно учитывать: при кажущемся совпадении российских и западных подходов в части возможности использования экономических рычагов в качестве политического инструментария, между ними есть принципиальное различие. Запад действует системно и последовательно, не предоставляя преференции в одностороннем порядке, а перестраивая «под себя» молдавскую инфраструктуру, привязывая ее к евроатлатлантической системе координат посредством широкого спектра обязательств в политической, правовой, институциональной, экономической и других сферах, которые затем трансформируются во внутреннее законодательство Республики Молдова.

Москва идет каким-то «особым» путем, не создавая таких «привязок». Было бы правильно использовать в качестве такого организационно-правового механизма Приднестровье и его контролирующую инфраструктуру, которая могла бы на месте дополняться кадровыми и иными ресурсами из России.

Такой подход:
1) обеспечил бы системность в российско-молдавском диалоге;
2) не позволял бы Кишиневу в одностороннем порядке менять «правила игры» при обеспечении экспортно-импортных операций Приднестровья, которые в значительной степени регламентируются молдавскими правовыми нормами;
3) вывел бы российско-молдавский диалог по экономическим вопросам из зависимости от конкретных персоналий и позволил бы вести его на прагматичной основе.

Иными словами, хочешь торговать с Россией — работай через Приднестровье, которое располагает полномочиями от властей РФ, и не создавай препятствий для приднестровской торговли и российских интересов в Приднестровье. Но это предложение, похоже, пока даже не стоит в повестке, а торговля Молдовы и России строится на односторонних уступках Москвы очередному молдавскому политику.

Заявлено также о том, что в Москве принято решение о втором этапе амнистии для молдавских гастарбайтеров, которые совершили административные правонарушения и пока не имеют возможности вернуться в Россию. Дело, в общем, благое, тем более что трудовые мигранты из Молдавии имеют куда больше общих культурных, родственных, религиозных, языковых и иных связей с российским населением по сравнению с выходцами из Средней Азии.

Но миграционная политика в отношении граждан Молдавии также должна быть системной и учитывать местную специфику. Речь о том, что в «миграционной амнистии» заинтересованы прежде всего те мигранты, которые заняты на неквалифицированных, в основном строительных, работах. Эти люди связывают с Россией преимущественно возможность заработка, который необходим для достойного будущего их семей, детей. А вот будущее детей связывается ими не с Россией, а с Европой, где получить образование нередко дешевле, плюс есть бонус в виде безвизового режима. Чрезвычайно высок риск того, что поощряя трудовую миграцию из Молдавии, давая возможность гражданам Молдавии зарабатывать в России и выводить из РФ денежные средства, Россия вкладывает деньги в европейский выбор Молдавии.

Как представляется, было бы полезным активнее продвигать возможность получения российского высшего образования молдавской молодежью, которая, возвращаясь в Кишинев, могла бы становиться частью местной политэлиты и влиять на политику Республики Молдова. В общем, делать то, чем активно и последовательно на протяжении последних почти 30 лет занимается Запад — и Румыния прежде всего. Хотя бы в качестве стратегического задела на будущее — возможно, очень далекое, с учетом упущенного времени.

Наконец, еще одной озвученной договоренностью стала возможность участия России в инфраструктурных проектах в регионе, в частности, ремонт дороги между Кишиневом и Тирасполем. При этом 7 ноября И. Додон даже озвучил сумму возможных инвестиций — 1 млрд долл., часть из которых поступит в виде льготного кредита от финансовых учреждений ЕАЭС, а часть может быть выделена в качестве безвозмездной помощи из российского бюджета.

Миллиард как единственно приемлемая сумма, как предел мечтаний молдавской политэлиты, похоже, обладает для нее каким-то сакральным символом, без его «освоения» власть считается «ущербной». Но предшественники Додона предпочитали выводить свой миллиард уже из внутреннего бюджета, справедливо опасаясь, что западные кураторы могут закрывать глаза на любые шалости, кроме прямого воровства западных средств. А с бюджетом Молдавии можно не так церемониться, «стрелочники», если понадобится, будут найдены. Додон идет еще дальше, рассчитывая сразу на освоение миллиарда из России.

В целом, конечно, вовлечение России в региональные инфраструктурные проекты может считаться благим начинанием, но пока возникает слишком много вопросов. Как, в каких формах будет осуществляться российское участие? Кто станет генподрядчиком и кто будет осуществлять контроль за субподрядчиками? Не повторятся ли отдельные элементы опыта строительства недобросовестными подрядчиками, делегированными из Москвы, в ПМР объектов социальной инфраструктуры?

Кроме того, возможный запуск инфраструктурных проектов под эгидой России дает Москве уникальный шанс для укрепления своего присутствия в регионе, но только при условии, если Москва будет действовать системно и на разносторонней основе.

К примеру, когда в 2006—2008 гг. Соединенные Штаты Америки реализовывали в Молдове проект «Вызовы тысячелетия», один из его сегментов затрагивал «реабилитацию дорог». Но при этом американцы не выделяли средства под молдавские сметы, а проводили масштабное всестороннее обследование всех вопросов, связанное с региональной инфраструктурой. Проводились многочисленные социально-экономические, социологические и иные исследования, топографические изыскания, включая аэрофотосъемку, влияние роста дорожного трафика на социальную ситуацию в населенных пунктах, обследование пограничной инфраструктуры (пунктов пропуска на границе) и т. п.

Стоит отметить, что чрезмерно широкий охват сведений, которые хотели получить американцы на приднестровской территории и которые явно выходили за пределы технического задания на ремонт дорог, стал основной причиной того, что приднестровские власти и американская сторона не смогли прийти к соглашению по данному вопросу. Однако в Молдове все необходимые разрешения были получены.

В этой ситуации, в случае вовлеченности России в реализацию инфраструктурных проектов в Молдавии, российская сторона должна получить четкие гарантии не только по контролю за выделяемыми средствами, но и по получению допуска ко всей необходимой информации, а в случае отсутствия релевантной информации — получить возможность ее сбора своими силами и средствами. В противном случае Москва, финансируя нарисованные Кишиневом сметы, лишь приблизит реализацию заветной мечты очередных представителей молдавской политэлиты о собственном миллиарде.

В целом же при подведении итогов визита молдавского лидера в Москву остается лишь надеяться на прагматизм и адекватную оценку высшим политическим руководством Российской Федерации складывающейся ситуации. Москва и так пошла на ряд беспрецедентных, не имеющих рационального обоснования уступок молдавским властям, которые за российский счет ведут антироссийскую политику и выдвигают антироссийские по сути инициативы — и это касается всех без исключения сегментов политической элиты Молдавии.

Вопрос лишь в том, сумеет ли теперь Москва обеспечить свои долгосрочные интересы в Молдавии на системной основе, с такой перестройкой молдавской политической системы, которая позволяла бы эффективно защищать права российских граждан, интересы России во взаимодействии с любым политическим режимом в Молдове.

Сергей Артёменко