ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Первый в этом году раунд консультаций в формате "5+2", проведенный украинским председательством ОБСЕ во Львове, хотя и не стал "комом", но все же принес определенное разочарование тем, кто верил в "волшебника", впервые объединившего для ОБСЕ статус и посредника, и гаранта.

Представляется, что в немалой степени данная ситуация обусловлена не только существенным противоречиями сторон конфликта, но и уровнем взаимоотношений между Россией и Украиной. Председательство Украины в ОБСЕ вновь повысило актуальность вопроса о таком сотрудничестве.

На протяжении многих лет именно молдавско-приднестровское урегулирование становилось "палочкой-выручалочкой" для Москвы и Киева. Но зачастую ожидания оказывались куда оптимистичнее, чем те практические результаты, которые следовали в дальнейшем. Так было в декабре 2005 года, когда Совместное заявление президентов России и Украины Владимира Путина и Виктора Ющенко вселило надежду на то, что Москва и Киев постараются избегать конфронтации и необдуманных односторонних действий. Тогда российская сторона согласилась с возможностью реанимации отдельных элементов "Плана Ющенко", по которому к тому времени нанес чувствительные удары Кишинев. Однако оказалось, что аргументы Брюсселя весомее, чем здравый смысл, в итоге спустя несколько месяцев и Москва, и Киев оказались втянуты в очередной виток противостояния Республики Молдова и Приднестровья (с 3 марта 2006 года началась экономическая блокада ПМР), и о координации внешнеполитических усилий пришлось забыть на несколько лет.

Так было и в мае 2010 года, когда после эйфории от Харьковских соглашений важен был сам факт демонстрации нового уровня взаимоотношений России и Украины. Но спустя немногим более двух недель Мезебергский меморандум президента РФ Дмитрия Медведева и федерального канцлера Германии Ангелы Меркель стал "новой надеждой", отодвинув российско-украинские усилия на второй план (хотя дань уважения Киеву в меморандуме была сохранена путем ссылки на совместное заявление от 17 мая 2010 года; при этом включенная в тот же пункт меморандума ссылка на заявление Кэтрин Эштон, приветствовавшей договоренности Москвы и Киева, придавала заявлению, по сути, трехсторонний характер).

Иногда складывалось впечатление, что совместные акции России и Украины в вопросах урегулирования изначально вырабатывались, чтобы обозначить саму возможность этого. Но в процессе подготовки таких шагов стороны сами начинали верить в реалистичность принимаемых деклараций, поэтому и разочарование оказывалось более серьезным, чем давали повод первоначальные ожидания.

Безусловно, такая ситуация не соответствует ни юридическому статусу России и Украины как государств-гарантов и посредников, ни их фактическим возможностям, ни их реальным интересам в урегулировании молдавско-приднестровских отношений. Разрозненность, несогласованность действий Москвы и Киева в значительной степени приводит к пробуксовке переговоров, к низкому КПД предпринимаемых политико-дипломатических усилий, не позволяя использовать тот потенциал, который есть у этих государств.

С возвращением Владимира Владимировича Путина на пост президента Российской Федерации позиция Москвы стала более прагматичной. Имея существенный опыт взаимодействия с международными партнерами и хорошую память, Владимир Путин сделал, по-видимому, ставку на эффективные решения. Как следствие - появилась экономически обоснованное развитие идеи евразийской интеграции, РФ вновь вернулась к политике "сосредоточения".

Естественно, это не могло не отразиться на сотрудничестве с Украиной, которое является для России приоритетом. В Москве ожидают от Киева предсказуемости и большей активности в вопросах евразийской интеграции, и для этого российская сторона задействует различные механизмы, в том числе и те, которые не имеют первостепенной значимости, но, тем не менее, являются достаточно чувствительными. Одним из примеров этого является молдавско-приднестровское урегулирование.

В 2012 году на этом направлении произошли существенные изменения. "Новый старый" президент РФ приступил к реализации своих программных идей. В Приднестровье к власти пришла новая команда, и вопрос "Who is Mr. Shevchuk?" был актуален для всех международных партнеров, включая РФ.

Стремясь к усилению своих региональных позиций, укреплению контроля над ситуацией, руководство России приняло решение об учреждении поста специального представителя президента Российской Федерации по Приднестровью, которым стал заместитель председателя правительства Российской Федерации Дмитрий Олегович Рогозин, хорошо знакомый с региональной ситуацией и являющийся убежденным государственником. Назначение Дмитрия Рогозина в сочетании с первыми шагами новой приднестровской власти, которые были расценены весьма неоднозначно, и создали предпосылки для выстраивания более жесткой системы координации при принятии Тирасполем внешнеполитических решений. По-видимому, и в России, и в Приднестровье заимствовали опыт аналогичных взаимоотношений Кишинева с Брюсселем и Вашингтоном, практика которых складывалась на протяжении многих лет.

Можно предположить, что активность Киева, особенно в начале 2012 года, вызвала некую обеспокоенность Москвы. Попытки Украины перехватить инициативу в урегулировании в сочетании с продолжением демаркационных работ на приднестровском сегменте границы вызвали в России вполне предсказуемую реакцию; в итоге уже летом прошлого года президент Приднестровья сделал в Москве ряд резких заявлений в адрес Украины, а спустя небольшой промежуток времени приднестровский парламент выступил с заявлением по поводу демаркационных работ.

В итоге сложилась та ситуация, которая сохраняется и сегодня. Благодаря жесткой координации российско-приднестровского сотрудничества торможение украинской активности осуществляется преимущественно усилиями приднестровской стороны, тем более что отсутствие должной проработки Украиной своих инициатив дает для этого достаточно оснований.

Данное положение тактически, скорее всего, устраивает и Москву, и Тирасполь. Выработанный алгоритм взаимодействия дает возможность избегать ситуативных кризисов, не допускать негативного развития событий в краткосрочной перспективе, а также сдерживать "инициативность" Украины и некоторых других участников, которая входит в противоречие с переговорными реалиями и текущими интересами России и Приднестровья (как это произошло, к примеру, накануне Львовской встречи в формате "5+2").

Между тем в стратегическом контексте дальнейшее развитие такой ситуации чревато серьезными вызовами и рисками, причем как для Российской Федерации, так и для Приднестровской Молдавской Республики.

Для России существует опасность того, что, во-первых, дальнейшие перспективы координации внешнеполитического сотрудничества с Украиной будут поставлены под сомнение. Вряд ли украинская сторона будет считать стабильной ситуацию, при которой достигнутые с РФ договоренности могут быть изменены из-за позиции третьих сторон. Более того, любая координация российско-украинского сотрудничества на данном направлении вряд ли возможна в условиях перманентных противоречий между Киевом и Тирасполем. В-вторых, есть риск того, что Украина, которая пока слишком занята внутренними проблемами, может и отреагировать на не всегда продуманные действия приднестровской стороны (к примеру, как в ситуации с заявлением Верховного совета ПМР по демаркации), использовав фактор общей границы. И тогда может сложиться ситуация, когда Москве придется всерьез задуматься о реальных уступках в отношении Киева в рамках двусторонней повестки.

Закрывая глаза на противоречия и конфликтные ситуации между Украиной и Приднестровьем, Россия рискует быть втянутой в эти конфликты, причем далеко не всегда в качестве арбитра.

Для Приднестровья ссылки на то, что "вопрос решается в Москве", крайне опасны. Самоустранение от собственных прямых контактов с Киевом, блокирование идей Украины вместо внесения контрпредложений или развития украинских инициатив - всё это способно серьезно осложнить региональный контекст для приднестровской стороны. В более широком аспекте это может привести к снижению уровня субъектности Приднестровья как самостоятельной стороны переговорного процесса.

Кстати, это в равной степени опасно как для Тирасполя, так и для Москвы, поскольку политически ангажированные, псевдоправовые решения Европейского суда по правам человека, принимавшиеся до настоящего времени и возлагавшие на Россию ответственность за ситуацию в Приднестровье, могут со временем получить неожиданное фактическое подтверждение. Конечно, от этого ангажированный и неправовой характер вынесенных решений не исчезнет, но прецедентное значение данных решений только укрепится.

Представляется, что в этой ситуации всем заинтересованным участникам необходимо детально продумать как собственные, так и совместные действия.

Это касается прежде всего Российской Федерации, поскольку именно Россия располагает самым существенным потенциалом для воздействия на ситуацию. Было бы более адекватным, если бы уполномоченные представители российской стороны в отношениях с Украиной и Приднестровьем в качестве модели использовали бы не угол с вершиной в Москве, а равносторонний треугольник, предполагающий прямую коммуникацию России, Приднестровья и Украины. Еще раз подчеркнем: по нашему мнению, конфликты Тирасполя и Киева противоречат российским стратегическим интересам, и в интересах Москвы работать с двумя союзниками одновременно.

Для этого представляется весьма важным выработать трехстороннюю повестку работы, причем как в сфере урегулирования, так и по иным региональным вопросам, в первую очередь экономического характера. Представители Приднестровья неоднократно заявляли о важности плодотворного взаимодействия России и Украины в сфере урегулирования. Приднестровская сторона постоянно подчеркивала свою готовность подключиться к двустороннему сотрудничеству Москвы и Киева, однако далеко не всегда такая возможность была обусловлена исключительно пожеланиями Тирасполя. К примеру, в 2011 году инициатива Российской Федерации о проведении четырехсторонней встречи на уровне министров иностранных дел России, Украины, Приднестровья и Республики Молдова была заблокирована Кишиневом. Вполне уместно в такой ситуации было бы работать исходя из "фактической явки" заинтересованных участников, тем более что подписанные ранее документы двустороннего характера между Россией и Приднестровьем, Украиной и Приднестровьем это вполне допускают. Еще одним способом выработки эффективного "механизма треугольника" могло бы стать подключение приднестровских представителей к работе российско-украинских межгосударственных механизмов, в первую очередь Межгосударственной комиссии по сотрудничеству, которую возглавляют президенты России и Украины.

Для Украины представляется важным соизмерять продвигаемые инициативы, степень их амбициозности с реалиями в процессе урегулирования. Киев пока стремится лишь к демонстрации активности, не имея реальных, конкретных предложений, и это в значительной степени предопределяет судьбу "инициатив ради инициатив". Если же украинская сторона вернется к практике конструктивных предварительных консультаций, то это, несомненно, принесет практическую выгоду и в конечном итоге положительно скажется на динамике украинского председательства в ОБСЕ.

Несмотря на то что основные решения по формату взаимодействия будут приниматься прежде всего в Москве и Киеве, Тирасполь должен быть готов к такому сотрудничеству, должен иметь собственное видение как двусторонней, так и трехсторонней повестки взаимодействия с Россией и Украиной, причем эта повестка не должна исчерпываться только вопросами переговорного процесса с Республикой Молдова в одном из его рабочих механизмов. Более того, наметившийся перекос в сторону переговорного процесса целесообразно скорректировать в направлении более четкой двусторонней повестки отношений с нашими международными партнерами.

Кроме того, приднестровской стороне стоит учитывать и то обстоятельство, что результативность переговоров не измеряется их количеством и статусом (к примеру, совместное заявление президентов России, Приднестровья и Республики Молдова от 18 марта 2009 года, подписанное в условиях отсутствия официальной работы в формате "5+2", значительно весомее всех решений "Постоянного совещания..."). Всё зависит от продуманности и своевременности предпринимаемых действий.

Представляется, что такие совместные, согласованные действия России, Украины и Приднестровья могут обеспечить стабильность и эффективность переговоров, а также решение реальных проблем, с которыми сталкивается население Приднестровской Молдавской Республики.

Такое трехстороннее взаимодействие необходимо для того, чтобы прохладный тревожный февраль этого года не стал совсем люто-морозным и не привел к "заморозкам на почве". И на границе. И на транспорте.

Владимир Ястребчак