ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Когда я попал сюда, я даже не знал, где оказался. Я приехал в 1999 году, принял статус беженца, и два года не мог получить документы. Не мог получить документы, и остался дома – мне было нечего есть, я не мог работать.

Одна японская женщина обещала мне сделать документы, но не смогла их сделать. Что тут поделаешь? И я начал работать с одним парнем, одним парнем на автовокзале. Мы продавали газеты и журналы, вместе, вместе. В комиссариате по беженцам я начал учить язык. Я не учил два языка, я учил только один язык, комиссариат так сказал – румынский язык! Я ничего не знал. Я бы выучил два языка – без проблем. Но я ничего не знал про русский язык, ничего не знал. Сейчас я расскажу всё, сейчас.

Я начал работать и увидел, что имею проблемы каждый день. На рабочем месте, где работаю. Кто-нибудь спрашивает этот язык, а я не понимаю, я только один язык знаю, который учил. И не давали мне работу, я не мог работать. Я вернулся туда, где я жил, на Старую почту, но никто не хотел учить меня русскому языку. Никто. Была одна женщина, преподаватель, которая давала мне частные уроки, я начал учить русский язык, но через несколько месяцев она уехала. Проблемы продолжались, продолжались, продолжались, я не мог получить документы, и я замкнулся. Тогда я стал учить историю, мы все учили историю, мы учили об этой стране. Настоящую историю, не фальсифицированную. И я начал читать газеты, я читаю газеты, понемножку, я читаю Jurnal de Chişinău. Потому что Jurnal de Chişinău помогал мне ― за газеты, которые я оттуда брал, я не платил. Новые надо покупать, а старые так дают.

В том году у меня было много плохого, была драка, меня побили. Я возвращался домой, может быть, в одиннадцать часов. И меня сильно избили, меня побили там, на Старой почте, и я попал в больницу. По какой причине? Меня побили потому, что я там жил, снимал комнату, на Старой почте, комнату снимал, и меня побили. Где мне жить, если я не буду снимать? Если не буду снимать квартиру или комнату? Где мне жить?

Мафия. Я не знаю откуда они, но это мафия. Я не знаю. Какая мафия? Не знаю. Побили меня. Почему так? Я лежал в больнице несколько недель, и они пришли ко мне в больницу! В больницу ко мне пришли! Я сбежал оттуда в церковь, сбежал со Старой почты и там сидел, я жил в церкви.

Слушай меня хорошо – я борюсь за свободу. Я решил, что буду бороться за свободу. Против мафии, мафии, да, которая убивает людей за квартиры. И тогда я пошел в политику. Я давно хотел в политику, но я не знал русского языка, некому было меня научить. Раньше думал ― нет, нет, не пойду. И опять написал заявление, чтобы получить паспорт, и мне отказали, это было уже в 2010 году, мне отказали. Я пошел к Гимпу, временному президенту, и Гимпу сказал – у-у-у, нет, нет, мы очень, очень заняты! Тогда мы пошли на площадь с Олегом Брегой, мы немного делали шум, каждый день, то тут, то там шумели, и Гимпу всё подписал. Сделали мне документы, документы сделали, и молдавский паспорт, все сделали!

И тогда я сказал – эй, давай бороться за свободу, за свободу, за фридом, за свободу. Я хорошо читал газеты, я знаю, что регион Молдова была оккупирована Красной Армией, я читал в газетах, которые я продаю – оккупанты, мафия, мафия, мафия, да, эти люди оттуда. И у них есть партии, партии коммунистов, нет? И я начал говорить людям о российской мафиозной оккупации, потому что оккупанты и мафия очень связаны, их очень трудно ликвидировать, одни связаны с другими, очень трудно. Мафия полицистов, мафия прокуроров, мафия судей, все связаны, очень, это не решается так просто, нет, не решается.

Я читал Конституцию, я читал, что Молдова – нейтральная страна. Нейтральная. Для чего? Люди, которые написали Конституцию, не очень хорошо думали. Если Красная Армия осталась здесь, разве это надо писать? Не надо. На мой взгляд. Это мой взгляд. Когда у нас будет НАТО – мы будем свободными. Организация Североатлантического договора. Мы войдем туда. Конституция нас блокирует, но мы войдем через объединение, объединение с Румынией. Россия не может воевать с НАТО. Потому что в НАТО много, много стран. Это мое мнение, мое мнение, да. Но Молдова оккупирована, оккупирована мафией. Коррупция никогда, никогда не закончится, пока будут российские оккупанты.

Я учился в университете, учился, а потом у меня был мастерат. Финансы и банкаре учился. Я был профессор де банкаре до войны. А потом не было еды, не было лекарств. Я видел войну – почему нет, много людей погибло. Я не знаю, что там сейчас.

Молдова нейтральная страна, и мы не можем ничего сделать с Красной Армией. Ты видел, что случилось в 1992 году на Днестре? Много, много людей было убито. Мы не можем воевать с Россией, Россия ― это 190 с чем-то миллионов человек, а Молдова – маленькая страна, сколько здесь людей?

Я не против русофонов, но русский язык не должен быть национальным. В Конституции молдавский язык – хорошо, пусть будет молдавский, будем говорить на молдавском языке в публичных институтах. А русский язык пусть останется с вами – говорите дома, в семье на вашем языке, я не против. Только не государственный язык. Видишь, да? Такое мое мнение. Вывести русскую армию, и вот будет хорошо. Оккупанты, мафия будут ликвидированы. Понимаешь, что я сказал? Коммунисты сколько лет были у власти, многие люди были убиты, многие были застрелены. За квартиры. Смотрите, каждая квартира, каждое здание оккупировано мафией. Это оккупировано мафией, и это, и то! И где я живу в общежитии – тоже. Да!

У нас нет свободы, совсем нет. Свобода придет только на пути Великой Унири с Румынией. Ты понял? Россия оккупирует нас двести лет. И Россия не хочет выходить отсюда. Ты посмотри, что сделал Комрат! А если русофоны хотят – хорошо, пусть идут туда, пусть оставят нас. А мы будем говорить на нашем языке, и мы будем свободны! Такое мое мнение! Я говорю – свобода, свобода!

Референдум не нужен, нет. Русофоны опять откажут! Слушай меня ― русофонов сюда привезли, множество колонистов из России привез сюда Ленин, очень много. Посмотрите на Бельцы – русофоны контролируют Бельцы, русофонов много, поэтому коммунисты всегда на первом месте на выборах. Бессарабцев мало, многие уехали. Если мы сделаем референдум, то проиграем, не надо референдум, не надо. Референдума не надо, не надо, не надо. Много, много, много русофонов. Не будем делать здесь референдум, не будем.

Я бессарабец, я бессарабский румын, я так думаю. Я не говорю на языке крио, я его не использую. Не хочу. Я выучил государственный язык и адаптировался с молдавским народом, я, как все, где я живу.

Расизм? Да, это есть. Но расизм исходит от членов коммунистической партии. Президент Воронин сказал мне на площади, что я обезьяна, живу на дереве и там бегаю. Он так сказал. Я подал в суд на него, но прокуратура сказала – нет, это не расистские высказывания, нет. Я привык к этому, мне часто говорят такое, я не обращаю внимания. Обезьяна, обезьяна, манки, маймуца, макака ― я привык. Меня так называют, потому что я протестовал против коммунистической партии, потому что я не знаю русского языка, не использую русский язык на работе.

Я пытался завести семью, но коммунисты мне не позволили. Я два года общался с девушкой, и когда мы проходили мимо российского посольства, какой-то полицист остановил меня и попросил документы. Какие документы, потому что я разговариваю с девушкой? Я показал ему иммиграционные документы – смотрите, всё правильно. Полицист сказал девушке: «Ты видела какого он года? Он черный!». И она сбежала от меня. Я звонил ей, звонил, звонил, она не ответила мне. Разве не стыдно им, разве не стыдно? Я пытался, пытался, и не получилось. У меня есть много знакомых, но не получилось завести семью. Живу без семьи. Что поделаешь? Это не моя вина, не моя, это вина оккупантов. Мафия. Свободы, свободы нет у нас, нет свободы.

Я хочу посетить Африку, почему нет? Но я не могу это сделать. У меня есть молдавский паспорт и я могу поехать, но деньги, где взять деньги? Мафия.

Свободы нет, я говорил – нет свободы в этой стране. Красная Армия остается, оккупационная мафия действует. Коммунистическая партия, да.

Тоже проблема – русофоны, их дети, которые тут родились. Захватили все партии. И протягивают руки к власти. Они повсюду. Захватили все места. И Демократическая партия, и Либерально-демократическая, и Либеральная – везде половина русофонов.
У меня нет доверия к Киртоакэ – оккупант-мафия контролирует примэрию. Русофоны контролируют Киртоакэ? Я не знаю. Потому что Грозаву, вице-примар, не настоящий молдаванин, нет, может быть, наполовину. Я так думаю.

Когда я участвовал в протестах против коммунистов, они прогнали меня с площади, а сотрудник полиции Сильвиу Мушук, бывший шеф муниципальной полиции, забрал мои вещи, телевизор тоже забрал, у меня теперь нет ничего оттуда, и деньги, которые туда положил, всё забрал, и не отдал назад.

Я не против договора об ассоциации с Европой, нет, я не против.

Я мечтаю иметь семью, иметь свою семью. Нашу. Мою семью. Мафия отказывает мне в этом. Я не знаю, по какой причине. Наверное, потому, что я участвую в протестах. Мне трудно создать семью, у меня нет денег. Но я католик, я верующий, хожу в церковь каждое воскресенье. Ты видишь, без моей церкви я бы остался на улице. А сегодня я там не был, не получилось.

Я учил историю, я знаю. В 1918 году была Великая Униря, а потом Сталин опять забрал эту землю и еще Северную Буковину. Свободы нет в этой стране, тут русофоны. Когда Россия нас покинет, мы будем свободными, мафиозной оккупации не будет.

Меня не интересует ничего, только свобода. Ничего другого не надо, нет – только свобода.

Джон Оноже, беженец из Африки, получивший гражданство Республики Молдова