ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Все привыкли отождествлять Холокост с геноцидом. Многие считают Голодомор синонимом геноцида. Из сочетания этих утверждений следует примитивный силлогизм в виде «украинского Холокоста». До недавнего времени это выражение в Украине было официальной позицией. Теперь власть поменялась, но, как и раньше, находится под магией силлогизма, только с поворотом на 180 градусов: Холокост — геноцид, Голодомор — не геноцид, ergo, не существовало «украинского Холокоста».

Центр тяжести в этой длинной статье сосредотачивается как раз на тезисе о том, что «украинского Холокоста» не существовало, если речь идет о 1933 годе. Те, кто пользуется этим выражением, как определением украинского Голодомора, строят барьеры не только между украинцами и русскими, но и между украинцами и евреями. Ведь украинский Холокост без кавычек таки имел место в 1941—1944 гг. Гибель полутора миллионов наших евреев — разве это не он? Однако вернемся в 1933 год.

Р.Конквест и Дж.Мейс не сомневались в том, что Голодомор можно назвать геноцидом. Их поле зрения фокусировалось на сталинском режиме, который решал национальный вопрос разными способами, не останавливаясь перед геноцидом. Но времена изменились, тоталитарная школа в западной науке потеряла популярность после прекращения «холодной войны». Теперь на передний край на Западе вышли ревизионисты, пересматривающие написанное ранее. Я встречался с ними на всех континентах, кроме Африки (где Голодомором еще не заинтересовались), и позиция почти у всех одна: знаем в деталях, что происходило, осуждаем сталинский режим, но не видим геноцида. Лишь некоторые ученые могут различить национальные регионы в стране, которую по традиции называли Россией, а потому соглашаются признать геноцидом трагедию украинского народа. Но и они сомневаются в том, что имел место геноцид русских. Со своей стороны, русские ученые не называют геноцидом то, что происходило во время всплесков массового террора. «Автогеноцид» — это лишь эмоциональное выражение, лишенное реального содержания.

В июле 2009 года Патриарха Кирилла спросили, видит ли он разницу между фашистской и большевистской властями? Патриарх ответил, что первая из них — человеконенавистническая, а вторая — репрессивная. В этом ответе что-то есть, но на уровне интуиции, а не рефлексии. Если принимать во внимание репрессирование людей в собственной стране, то жертвы большевистской власти измерялись десятками миллионов, тогда как жертвы нацистов — сотнями тысяч. Однако обвинять большевиков в репрессиях можно с большой натяжкой. Принадлежность к этой партии никоим образом не была охранительной грамотой, скорее наоборот: количество репрессированных большевиков измерялось миллионом. Чем можно объяснить сосуществование массового террора, который имел тенденцию переходить в геноцид, с народной в своей основе, но вовсе не демократической властью?

Историческая наука еще не может с достаточной убедительностью сказать, почему рабоче-крестьянская власть превратилась, не изменяя свою структуру, в ужасную диктатуру, которая держала в «ежовых рукавицах» все общество, и в том числе компартийно-советских деятелей самого высокого ранга. Можно ли объяснить принципиальную разницу между нацистской Германией и большевистским Советским Союзом гражданам, которые уже от рождения не знали массового террора? На уровне поверхностных обобщений я сделал такую попытку в статье «Гражданское общество в советской смирительной рубашке», которую «День» публиковал 17, 18 и 19 сентября 2008 года. Проблему взаимоотношений общества и власти в межвоенный период будет изучать большая группа специалистов в Институте истории Украины НАНУ на протяжении шести лет, начиная с 2011.

Пока еще к понятию геноцида, отличающегося от Холокоста, можно подступиться на уровне конкретики, а не теории. Изучая, как крестьян морили голодом, я вышел на формулу геноцида и построил в соответствии с ней структуру своих книг по истории Голодомора, изданных в 2007 — 2008 гг. Эта формула отобразилась в поправке Пола Роуэна, отклоненной Парламентской ассамблеей Совета Европы 28 апреля сего года. Поправка была внесена от имени комитета по правовым вопросам и правам человека ПАСЕ в такой форме: «преднамеренное лишение еды имело целью создание жизненных условий, рассчитанных на частичное физическое истребление украинского народа».

Парламентская Ассамблея отклонила поправку не из-за того, что она противоречила исторической действительности. Все объяснялось сугубо политическими причинами. Их две: противодействие представителей РФ в Совете Европы (их можно понять, исходя из навязанных россиянам представлений о «украинском Холокосте»), а также заявление новоизбранного Президента Украины о том, что Голодомор был трагедией, но не геноцидом.

Что можно сделать в ситуации, возникшей после заявления В.Януковича в Страсбурге? Можно, конечно, распространить формулу Роуэна на русских, потому что это соответствует фактам. Еще лучше было бы, если бы украинская и русская стороны вместе обратились к международным организациям с предложениями оценить отдельные эпизоды их общей истории, если бы возникла в этом нужда. Я не случайно подчеркиваю: если бы возникла нужда. Действия предыдущей администрации относительно международного признания геноцида в форме «украинского Холокоста» имели антироссийскую направленность. Общие действия Украины и России в направлении признания самых высоких всплесков террора актами геноцида будут иметь смысл только тогда, когда Конвенция ООН о геноциде будет очищена от сталинской цензуры.

Чтобы должным образом оценить Великий Голод и Великий террор, нужно по-новому посмотреть на процесс построения в СССР государства-коммуны в 1918 — 1938 гг. В настоящее время существуют два противоположных взгляда на этот процесс. Один из них иллюстрируется трудовыми свершениями советских людей, сооружавших новостройки первых пятилеток. Атмосфера, в которой работали люди того поколения, замечательно передана в «Марше энтузиастов» (музыка Исаака Дунаевского, слова Анатолия д’Актиля). Память об этих свершениях и до сих пор живет в народе. На днях с неподдельным энтузиазмом праздновался 75-летний юбилей стахановского рекорда. Второй взгляд опирается на репрессии, в ходе которых погибали миллионы людей. Как объединить эти взгляды?

К сожалению, постсоветские историки еще не могут взглянуть на предыдущую эпоху беспристрастным глазом. Западные историки тоталитарной или ревизионистской школ тоже не могут, в полной мере, оценить специфику социально-экономических и политических процессов в государстве, которое вывело себя из круга цивилизованных стран отменой частной собственности. В советские времена между нами и Западом пролег не только «железный занавес» в виде государственной границы. Мы оказались в качественно отличных условиях повседневного существования. Переход границы означал попадание в другую цивилизационную среду. Если искать аналогию в природе, то эти среды отличались между собой не меньше, чем суша и водная стихия.

Западные ученые, изучавшие, что делается за «железным занавесом», смотрели на нас будто бы сквозь стекло аквариума. Но и тем, кто с рождения находился в Советском Союзе, было трудно осмыслить масштаб деформации общественной жизни после лишения граждан права на частную собственность. Когда я опубликовал в газете «День» статью «Частная и коллективная формы собственности в историческом измерении» (2009, 2 апреля), некоторые читатели не согласились с необычным утверждением о том, что национализация заводов и обобществление крестьянских хозяйств не ликвидировали частную собственность как систему отношений, а сконцентрировали ее на вершине властной пирамиды, то есть в руках нескольких компартийно-советских олигархов — членов политбюро ЦК ВКП(б).

Всеобъемлющая диктатура (как политическая, так и экономическая) позволила вождям выстроить междунациональные отношения в Советском Союзе как отношения между «титульными нациями». Специфика «титульных наций» остается нераспознанной в научной среде. Тут нет места, чтобы подробно останавливаться на этом понятии, использованном В.Лениным с целью укоренить (в том числе — украинизировать) советскую власть в национальных регионах многонациональной страны. Украинцы, которые уже стали государственной нацией в УНР, должны были превратиться в создаваемой вождями большевиков империи в «титульную нацию» без политических прав. Если такому превращению что-то угрожало, власть отвечала террором, в том числе — террором голодом. Своим острием он был нацелен не против крестьян — как крестьян, и не против украинцев — как украинцев, а против государственной нации, которая не желала превращаться в «титульную».

Творцы коммунистической империи опирались на русских как на государствообразовывающий народ, но тоже рассматривали их как «титульную нацию», правда, в рамках всего Советского Союза. Политические права русских, как и их частная собственность, были узурпированы кучкой вождей. Принятие Декларации о суверенитете РФ 12 июня 1990 года отмечается в современной России как государственный праздник, хоть немногие понимают (нужно в этом признаться!) глубинную природу этого события. Следует интерпретировать его не как проявление соперничества Б.Ельцина и М.Горбачева, — это лежит на поверхности, а как возвращение государствообразовывающей нацией узурпируемых у нее компартийно-советским центром государственных прав.

Исходя из сформулированных постулатов, придется утверждать, что в советском аквариуме на одну шестую земного шара не могло быть ни разделения регионов на колонии и метрополию, ни разделения народов на угнетаемых и господствующих. Несмотря на реверансы компартийно-советского центра, направленные в адрес русских или украинцев (чего стоит, например, возвращение столицы в национальный центр украинского народа сразу после Голодомора!), население СССР было одинаково бесправным перед лицом диктатора, который смог взять в свои руки все рычаги власти. Уничтожение людей по политическим, социальным, национальным и любым другим признакам стало рутинным, хотя советская власть хранила высочайшую объединенность с обществом.

Как здесь не вспомнить вывод В.Кондрашина об интернациональном характере общесоюзного голода! Нужно только так упорядочить сосредоточенный в его фундаментальной книге материал, чтобы голод, вызванный экономической политикой правительства, отделился от Голодомора с десятикратно большим количеством жертв. И тогда мы увидим, пользуясь формулой геноцида (если угодно — формулой Роуэна), что украинцы и русские совместно встретили сталинский удар.

Станислав Кульчицкий