ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Андрей Бабицкий: На прошлой неделе Священный синод Русской православной церкви отказался принять в РПЦ Осетинскую и Абхазскую православные церкви, пожелавшие выйти из состава Грузинской церкви. Таким образом, руководство РПЦ поддержало грузинский патриархат. Но помимо церковных отношений между двумя странами произошел вооруженный конфликт, в разрешении которого принял член Синода Грузинской Православной церкви, епископ Андриа. С ним встретился Олег Панфилов.

Олег Панфилов: 13 августа епископа Самтависского и Горийского Андриа (в миру – Гвазава) взяли в заложники. Это случилось после того, как российские войска перешли административную границу Южной Осетии и вошли на территорию Горийского и Карельского районов. Мародеры из югоосетинских вооруженных формирований при попустительстве российской армии начали грабить население, добрались и до монастыря Самтависи. Здесь у владыки Андриа отобрали автомобиль, на котором он приехал разрешать конфликт, угнали еще несколько монастырских машин. В начале сентября депутат парламента Грузии Гиви Таргамадзе предложил президенту Саакашвили наградить Владыку Андриа высшей наградой страны – орденом Национального героя – за мужественные действия по оказанию помощи беженцам, обмену пленными и вывозу тел погибших.

Владыка принял меня в своей резиденции в Гори...

Люди, которые грабили дома, люди, которые отбирали имущество, отбирали автомобили, они, наверное, ходили в церковь и, наверное, были в церкви и в Цхинвали, и в других церквях в Южной Осетии. Вы часто бывали в Цхинвали, знаете Южную Осетию. Что происходит с людьми, как вы думаете?

Епископ Андриа: Я бы сказал, вы знаете, что война не имеет человеческого лица. Есть такое высказывание: лучшим другом дьявола считается война. Это высказывание я слышал от духовных лиц, от монахов слышал. И это на самом деле так, потому что война есть самая худшая возможность проявить бесчеловечность. И поэтому если на войне кто-то сохраняет человеческое лицо и достоинство, то это в десять раз дороже, чем в других обстоятельствах. И даже люди, можно сказать, неплохие, хорошие люди, в этой ситуации они иногда теряют свое лицо. Сами эти обстоятельства их принуждают к этому. То, что вы сейчас упомянули людей, которые, скажем, грабили, убивали, я считаю, что эти люди, они менее виноваты, чем те, которые дали им направление и открыли возможность к свободе действий. Когда священник один, когда у него из карманов начали доставать, у него крест был на груди, они увидели этот крест, и один из грабителей достал тоже крест, со своей стороны, и показал ему, что «я тоже христианин». А может быть, он ему показал, как бы успокоил его, что «я не нанесу тебе какого-то тяжелого увечью» или «я тебя не убью» - может быть, он этим показал.

Олег Панфилов: Если бы у священника не было креста, он бы его ограбил.

Епископ Андриа: Он его и так ограбил, но, можно сказать, это было сделано с неким доброжелательством. Нам пришлось просто успокаивать их, чтобы они не так нервничали. И мы сказали, что тут только духовные лица и женщины. Потому что люди испугались, они прибежали к нам, женщины. И то, что они хотят или что-то требуют, мы все отдаем. Не надо никого принуждать и применять силу для этого.

Олег Панфилов: Вашу машину вернули?

Епископ Андриа: Нет. Там не только моя машина была, там были еще монастырские машины. Вот тех, которые в то время находились вместе с нами, поддерживали людей, нас тоже поддерживали, из Тбилиси были тоже священнослужители. Вы знаете, к этим людям, так скажу, что, по крайней мере у нас… Конечно же, нельзя сказать, что это не было оскорбительно или это было, скажем, очень радостно, нет. Но это не стал поводом для ненависти и к озлоблению.

Олег Панфилов: Известны факты вашей биографии, что вы из Абхазии и даже в какой-то степени имели отношение к событиям, которые там происходили. Когда была война здесь, вам в какой-то степени помог тот опыт мирской жизни в начале 90-х годов, и то, что вы делали сейчас, когда вы спасали людей, которые вы вывозили тела погибших? Это каким-то образом вам помогло из той жизни или нет?

Епископ Андриа: Да, помогло. Когда начались эти события, в то время я был в монастыре. И был в русском монастыре, я думал как раз о том, чтобы остаться там в монастыре. Когда начались эти события, так как вся моя семья была в Сухуми, мне просто было как-то и тяжело, и я считал, что это как-то неправильно - оставить семью и не разделить вместе с ними все, что происходило. Я вернулся, и потом так произошло, что принимал участие во всех событиях, которые происходили, и гуманитарных, и военных. Конечно же, этот опыт, я бы сказал, он пригодился, по крайней мере, во время бомбежек, потому что опыт бомбежек в течение года мы в Сухуми приобрели, знали, как себя вести, по крайней мере, как нужно было укрыться, что нужно было в первую очередь для людей в это время. И главное то, что если пуля твоя, то от нее не укроешься, - это давало повод к некому спокойствию. Поэтому это се вместе нам очень помогло, чтобы мы смогли успокоить людей, тех, кто остался. В городе жителей было много, город не был пустой. Мы это видели по нашему храму, потому что у нас каждый день шли литургии, не прекращались, и как приходил народ в храм – по этому можно было судить в процентном отношении о населении, которое осталось в городе. И в эти дни наша столовая для неимущих и пекарня была единственным местом, где можно было взять хлеб, получить какую-то еду.

Олег Панфилов: Скажите, пожалуйста, - это вопрос, уже относящийся к политике, - что вы можете сказать о том, что произошло в Грузии за эти 5 лет?

Епископ Андриа: Я считаю, что реформы были нужны, потому что нельзя было, чтобы страна оставалась в том положении, в котором она была до этого, и на том уровне мышления. Нельзя. И знаете, вот разницу в гражданском отношении и общества я увидел воочию, наблюдал вот сейчас, в эти дни, имел возможность сравнивать то, что происходило в 1991-92 годах в Грузии и то, что происходило сейчас. Даже вот связанных с войной очень много было недостойных поступков, к сожалению. Можно сказать, что эти поступки были и со стороны вооруженных лиц, и со стороны гражданского населения, что грабились магазины или же кто-то этим пользовался, чтобы можно было нажиться на чужом горе. Хоть и тогда это тоже происходило.

Конечно, и тогда были достойные поступки, и очень много, но вот сейчас, я хочу подчеркнуть, в течение нескольких дней, когда разбомбили город, были разбомблены аптеки, они остались разрушенными, открытыми для доступа совершенно свободно, и люди, которые приходили к нам, они просили лекарства, скажем, или продукты, и продуктовые магазины были разрушены, но ни одного случая не было, чтобы кто-то из гражданских лиц или толпа ворвалась бы, скажем, в тот или иной магазин или аптеку, или здание банка и разграбили это. Не было ни одного случая. Для меня это вот уже пример гражданского сознания. Именно это сознание гражданское в обществе, оно стало намного выше. Хотя нужно сказать, что в то время и полиция не смогла бы это все контролировать, и не удержать, скажем, если бы этот процесс был бы такой. Ни одного случая не было. Потом уже, когда ворвались эти разбойничьи банды, может быть, вместе с ними кто-то и орудовал. Значит, чувство гражданской ответственности в обществе стало выше.

Второе, что я хотел рассказать, наше молодое поколение уже другого сознания. В некоторых случаях я желал бы лучшего, в некоторых случаях я скажу, что они намного выше стоят и лучше, чем мое поколение, чем наше поколение. И в первую очередь это отношение к родине, к стране. Для них Грузия является страной, перед которой они имеют ответственность. И самое главное, что я хотел бы сказать, все мы хотим свободную страну, все мы хотим страну, чью судьбу будем решать мы, без кого-либо, без каких-либо там вмешательств. Конечно же, всем ясно, что возможно быть более свободными и менее свободными. Мы хотим быть более свободны. Вот это было самое главное, я думаю.