ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Я отталкиваюсь от того, что заявляет новый президент Молдовы И. Додон относительно реинтеграции двух берегов Днестра. В разные периоды своей политической деятельности, находясь в парламентской оппозиции, борясь за президентское кресло и получив лавры победителя, признанные ЦИК и КС, он выдвигал разные предложения по решению Приднестровской проблемы, в том числе и гагаузский вариант, и федерализацию левого и правого берега. В последнем заявлении, сделанное им до инаугурации, он выдвинул три принципа объединения Молдовы, включая в них и Приднестровское урегулирование: государственность страны, ее нейтралитет и стратегическое партнерство с Россией.

Его «реинтеграционные метания» можно объяснить тем, что оппозиционный политик может говорить все, что угодно, а политик, добившийся президентского кресла в захваченном государстве, должен соображаться с политическими реалиями и своими конституционными полномочиями. Но мне представляется, что как президент И. Додон, так и все те в Кишиневе, кто занимается этой проблемой как политик или эксперт, в том числе и я, не понимают всей внутриполитической сложности ее решения, не говоря уже о таковой геополитического характера. Или они игнорируют ее, держа камень за пазухой, именуемый Униря. Об ней и хочу высказать свое мнение.

Занимаясь Приднестровским вопросом с 1991 г. (см. мой сборник статей «Есть ли будущее у Республики Молдова. – Кишинев, 2014») я неоднократно подвергал его всестороннему анализу и предлагал свои проекты решения, казавшиеся тогда возможными с точки зрения сохранения молдавской государственности. Но к 2014–2016 гг. внутриполитические реалии на двух берегах Днестра коренным образом изменились. Сегодня, на мой взгляд, невозможно рассматривать любые сценарии приднестровского урегулирования вне контекста тех негативных наслоений на него, наложенные Кишиневом в правобережной Молдове, которые обусловили здесь политические, правовые, поликультурные и этнопсихологические трансформации, изначально неприемлемые для левого берега Днестра.

Как известно, после 1992 г. унитарный Кишинев относился к урегулированию с Тирасполем как к геополитическому кроссворду, лавры от решения которого должны были достаться только ему одному при содействии Запада. Ему соответствовала своеобразная слагаемых частей (вначале 2 + 3, затем 2 + 5) переговоров, после которых знак равенства никогда не возникал, и не вписывалась сумма слагаемых (решение задачи), поскольку один внешний игрок не переигрывал другого. Проблема состояла в том, что первое слагаемое (Кишинев и Тирасполь) состояло из двух отрицающих друг друга противоположностей, а во втором слагаемом их было еще больше. Уже одно это само по себе это не могло дать приемлемого решения, направленного на объединение двух берегов Днестра.

Но оставим в сторону геополитический фактор Приднестровского урегулирования, нас интересует внутриполитическая его составляющая. Необходимо признать, что возникшая еще в 1989 г. проблема левобережной Молдавии могла быть безболезненно решена удовлетворяющим Тирасполя филологическим решением, а в 1990 г. – потребованной им экономической автономией. Даже после Приднестровской войны марта-июня 1992 г., которая разделила два берега Днестра пролитой кровью невинно погибших душ и искалеченных ею тел участников братоубийственной бойни, проблема объединения могла быть решена легче, чем после 2003 г. А с 2009 г. и особенно после 2012 г., когда правобережная Молдова стала захваченным государством, вообще не было смысла обсуждать проблему объединения страны мирным путем и на базе традиционных западных демократических ценностей, если бы не пресловутое «лучше плохие переговоры, чем их отсутствие». То есть, Кишиневу подходить к вопросу реинтеграции Молдовы довоенными инструментами 1989–1992 гг., означает, по крайней мере, непонимание или абсолютное игнорирование им полностью изменившихся, благодаря ему, внутриполитических реалий между двумя берегами Днестра.

Но это лишь одна сторона вопроса. У меня складывается впечатление, что политики Кишинева не могут, не хотят или отвергают необходимость смотреть на Приднестровскую проблему такой, какой она выглядит на 2016 г. А ее надо рассматривать как комплексную внутриполитическую (прежде всего), включающую в себе множество компонентов:
- исторический (левый берег Днестра никогда не входил в состав средневековой Молдавии, несмотря на присутствие в нем молдавского населения);
- административно-территориальный (левобережье Днестра с 1791 г. было частью Херсонской губернии, с 1924 г. – частью Молдавской АССР в составе УССР);
- демографический (молдаване в границах Херсонской губернии или в составе МАССР не были этническим или относительным этническим большинством, что наложило печать на их языковую, этнокультурную и этнопсихологическую идентичность);
- геополитический (все население левобережья Днестра с момента его вхождения в состав России в 1791 г. было ориентировано в политическом, экономическом и культурном плане на Санкт-Петербург и Москву).

Все эти особенности Левобережья Днестра не исчезали после 1940 г., они находились в спящем состоянии и проснулись в 1989–1990 гг., когда Кишинев решил, что ему не по пути с СССР и с РФ (после распада Союза) и взял курс на Униря и румынизацию правобережной части республики. Политические процессы в Кишиневе с 1989–1991 гг. отяготили указанные исторические, демографические и культурные особенности левого берега Днестра такими чужеродными для него политическими, языковыми и культурными факторами, которые стали для его населения несовместимыми для дальнейшего общего проживания в одном государстве с правобережной Молдовой. Приведу только принципиально важные кишиневские вызовы Тирасполю, обусловившие территориальную дезинтеграцию двух берегов Днестра:
- новое языковое законодательство от 31 августа 1989 г., которое отвергло языковые реалии левого берега Днестра, формировавшиеся вне Пруто-Днестровского междуречья с 1791 г.;
- парламентское решение 1990 г., объявившее незаконным создание Молдавской ССР 2 августа 1940 г. Оно отвергло вхождение левобережных районов Днестра во вновь созданной союзной республики и включало в себе (по умолчанию) территориальные претензии к Украине на часть Буджака, входившая с 1940 г. в ее состав;
- масштабная и глубоко проникшая румынизация политического, полиэтнического и поликультурного пространства правого берега Днестра;
- проникновение унионистской идеологии и практики во все сферы жизнедеятельности правобережной Молдовы, поставившие под угрозу политический суверенитет, экономическую безопасность, полиэтническое своеобразие Пруто-Днестровского междуречья, а также этническую и этнокультурную идентичность молдавской нации;
- внедрение русофобства в политическую жизнь Кишинева, системное его внедрение в сознание народа правобережной части республики посредством СМИ, образовательных и культурных учреждений;
- развязанная в марте-июне 1992 г. Приднестровская война, ответственность за которой полностью лежит на руководство Кишинева;
- геополитическая переориентация Кишинева на Запад, сопровождаемая отказом от политического сотрудничества с РФ, то привело к ее вытеснению с политической системы столицы Молдовы, к разрушению торгово-экономических отношений с восточным соседом, являвшихся основой финансово-экономического развития республики в ее границах на январь 1990 г. и базой ее социально-экономического благосостояния;
- захват государственных институтов власти в Кишиневе, начавшийся 7 апреля 2009 г., закрепленный 16 марта 2012 г. и приведший к утрате функциональной значимости Конституции 1994 г., политико-правовому диктату КС, своеобразной диктатуре одного человека, находящегося вне политической системы руководства страной, которое и должно нести ответственность за все, что происходит на правом берегу Днестра.

Из сказанного напрашивается вопрос: как можно решать проблему территориальной реинтеграции двух берегов Днестра, не учитывая многообразную специфику приднестровского региона, сформировавшуюся за 200 лет, и игнорируя многоаспектную антиприднестровскую политику Кишинева, проводимую им с 1989 г., делая вид, что ее не было, что она не препятствует мирному процессу объединения. Препятствуют, да еще как! Более того, при указанных обстоятельствах такой сценарий объединения становится невозможным.

Кишинев, если хочет объединить страну, обязан, с одной стороны, принять 200-летнюю специфику развития Приднестровья вне Пруто-Днестровского междуречья, учесть этнопсихологию и менталитет его населения, а с другой стороны, отменить все те свои политические решения, которые вытолкнули Левобережья Днестра за пределы этого междуречья. Это, на мой взгляд, одно из условий для мирного ее объединения страны и то при условии федеративного переустройства всей ее территории по, как мне видится, земельно-кантональному типу Германии и Швейцарии (своеобразный симбиоз двух моделей федерации, учитывающий исторические и этнодемографические особенности Молдавии в ее границах на январь 1990 г.). Федерализация решает проблему реинтеграции мирным путем. Причем, эта модель государственного устройства Молдовы может устанавливаться Кишиневом и Тирасполем как временная мера, скажем на 50 лет, по истечении которых можно будет обсуждать другие модели. Повторю: это сценарий мирного пути объединения. Силовой сценарий с целью построения унитарной Молдовы, который уже применялся походом друковских волонтеров на гагаузов в октябре 1990 г. и в Приднестровской войне 1992 г., а с 2006 г. принявший форму экономического принуждения Тирасполя к объединению, непредсказуем своими политическими последствиями.

Как может Кишинев продвигаться по пути мирного решения Приднестровской проблемы? Я вижу три этапа движения в этом направлении:
1. Восстановление доверия между населением и политиками двух берегов Днестра;
2. Реализация политики «малых шагов»;
3. Принятие политических решений.

Кишиневу, как стороне, заинтересованной в объединении страны, нужно начинать с восстановления доверия, с того, чего он никогда не делал и, на мой взгляд, в этом направлении даже не имел намерений двигаться. Чем можно завоевать доверие Тирасполя и население Левобережье Днестра, чтобы подвигнуть его отказаться от государственного статуса, пусть и никем не признанного? Тем, что не на словах, а на деле Кишинев будет решать вопросы государственности Молдовы и молдавской идентичности, но уже с учетом ситуации на обоих берегах Днестра, сложившейся на 2016 г. Их много, но назову те из них, которые имеют первостепенное значение:
- исключить из «Декларации» о независимости 1990 г. все, что касается событий 28 июня и 2 августа 1940 г. (образования Молдавской ССР);
- вернуть в образовательную систему правобережной Молдовы изучение истории страны и молдавского языка;
- учесть право румынского меньшинства на изучение истории румын или истории Румынии и на название родного языка;
- провести референдум с целью исключить из 142-й статьи Конституции положение, предусматривающее изменение политического статуса Молдовы (то есть, объединение с Румынией);
- сохранить в республике за русским языком статус языка межнационального общения, а в Приднестровье и Гагаузии – его нынешнее законодательное положение;
- в «Кодексе об образовании» М. Санду внести изменения в языковой образовательной политике страны, учитывающие мнение национальных меньшинств, которые разделяются и на левом берегу Днестра;
- реанимировать Закон «Концепция национальной политики Республики Молдова», разработать и принять Программу Правительства по его реализации;
- принять решение Парламента, осуждающее поход волонтеров М. Друка на юг Молдовы и развязывание Кишиневом Приднестровской войны;
- президенту Молдовы принести извинение народу Молдовы на обоих берегах Днестра за события октября 1990 г. и марта-июня 1992 г.;
- во внешней политике руководствоваться нейтральным статусом страны и принципом равной удаленности и равной приближенности;
- руководству страны просить Вашингтон, Брюссель, Москву, ООН о предоставлении Молдове гарантии ее политическому суверенитету и нейтральному статусу. Решить проблему заключения Базового договора с Румынией и признания Бухарестом государственной границы между Молдовой и Румынией по Пруту.

Нужно понимать, что, начиная с 1988–1989 гг., разрушался совместный дом для двух берегов Днестра, строившемуся с 1940 г. У нас произошло 9-бальное политическое землетрясение. Прежний дом не подлежит восстановлению не только текущим, но даже капитальным ремонтом. Всем нам необходимо строить новый дом «Молдавия» на более прочном фундаменте и с более крепкими несущими стенами. А для этого необходимо восстановить доверие между левым и правым берегами Днестра. Только в этом случае, при содействии международных игроков, можно будет надеяться, что нам удастся справиться и с «малыми шагами», двигаясь навстречу друг другу, и с политической договоренностью, которая решит Приднестровскую проблему.

Теперь вернусь к трем принципам объединения страны и решения Приднестровского конфликта президента И. Додон. Как стратегическую цель их можно провозглашать, обсуждать и даже брать их за основу решения проблемы. Но, во-первых, эти принципы должны быть одобрены всем кишиневским политикумом или хотя бы той его частью, которая управляет правым берегом Днестра. В условиях существующего противостояния президента И. Додона законодательной и исполнительной ветвям власти в захваченном государстве я не вижу возможности выработки на их основе консенсусного решения, особенно по третьему пункту. Во-вторых, с ними должны согласиться в Тирасполе. У меня очень большие сомнения, что там концепция президента Додона будет воспринята с воодушевлением. На В. В. Путина надейся, но, как говорится, и сам не плошай. Пока я вижу в Кишиневе и Тирасполе строителей Вавилонской башни, а это никак не почва для оптимизма. В-третьих, выдвинутые президентом принципы – это стратегия, а где тактика? Она у президента есть? Не знаю, скорее всего, ее у него нет. Во всяком случае, этап доверия между двумя берегами Днестра, составляющие компоненты которого я выше изложил, точно отсутствует. Есть предмет для дискуссии.

Доктор исторических наук Иван Грек