ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Я начал писать эту статью вскоре после достопримечательного юбилея. 3 октября 1990 года стало датой вступления в силу потрясающего решения, принятого всего лишь месяц ранее. 23 августа палата представителей Восточной Германии (Народная палата) проголосовала за одностороннее присоединение земель Восточной Германии к Конституции Западной Германии. Статья 23 Основного закона Западной Германии позволяла это сделать, но не было проведено консультаций ни с правительством Западной Германии, ни с ее парламентом!

Условия воссоединения были впоследствии определены в договоре, подписанном в Берлине 31 августа 1990 года, и ратифицированы обоими парламентами Восточной и Западной Германии 20 сентября. Мирный договор между двумя германскими государствами и четырьмя победившими союзниками был подписан в Москве в тот же день, и воссоединение было официально объявлено 3 октября.

Эти события, осуществленные тремя действующими фигурами, потрясли мир ‑ и изменили его навсегда. Первой силой был Михаил Горбачев, который одобрил событие ‑ открытие границы между Австрией и Венгрией, – которое вызвало цепочку других событий, приведших к воссоединению. И именно Горбачев заявил, что советские войска не будут вмешиваться, чтобы поддерживать проблемные коммунистические режимы против воли их народов ‑ декларация, непосредственно направленная на Восточную Германию.

Второй ключевой фигурой был канцлер Западной Германии Гельмут Коль, который бросился в открывшуюся брешь, перевешивая осторожность своих союзников, в то время как третьим участником были люди Восточной Германии, которые ринулись на улицу, пренебрегая риском, чтобы продемонстрировать и поддержать воссоединение.

Эти события оказали глубокое влияние на отношения между Германией и ее союзниками. Соединенные Штаты, Великобритания и Франция считали, что все происходит слишком быстро, что международная безопасность будет находиться под угрозой, если новая Германия не подтвердит свое членство в НАТО (что Германия, в конце концов, сделала). Но в течение нескольких месяцев были опасения, что Россия будет требовать выхода Германии из альянса в качестве условия своего согласия на воссоединение.

Пока США маскировали свои сомнения, Великобритания и Франция были менее спокойными. Премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер ограничилась обеспокоенными публичными заявлениями, а президент Франции Франсуа Миттеран счел необходимым импровизировать визит в Восточный Берлин против мнения своего министерства иностранных дел и вопреки большому энтузиазму французского народа по поводу воссоединения Германии. Миттеран надеялся замедлить переговоры и связать их некоторыми международными гарантиями. Его усилия потерпели фиаско, что в Берлине вспоминают и по сей день.

Мотив «миссии» Миттерана заключался в том, чтобы определить, какие меры могут или должны быть приняты в отношении потенциальных капризов этого мощного, но непредсказуемого народа. Ответ, в конце концов, был закреплен в Маастрихтском договоре, который продлил полномочия Европейского союза по иностранным делам и судебным вопросам, сделав их частично наднациональными.

Тем не менее, Великобритания и Дания настаивали, чтобы эти новые компетенции осуществлялись только на межправительственных основаниях, а не Европейской комиссией, и, таким образом, только на основе консенсуса. Франция не проголосовала, таким образом, Великобритания и Дания выиграли по умолчанию. Европа будет принимать общие меры, связанные с иностранными делами, только на основании единодушия. Политическая Европа была мертворожденной в момент своего самого большого потенциала.

Это было большим разочарованием для Германии, особенно потому, что она больше не могла рассчитывать на Францию, своего главного союзника в Европе. В самой Германии неудача достигнуть политически единой федеральной Европы сбила с толку силы, выступающие за интеграцию политических сил, и оказала заметное влияние на моральный авторитет поколения войны. Новая Германия и ее послевоенное поколение чувствовало искушение восстановить объединенную, но одинокую немецкую идентичность, которая бы оказывала влияние в Европе и во всем мире. В результате, естественно, объединенная Германия прибегла к своей старой сфере доминирования, Восточной Европе.

Но лидеры Германии были обеспокоены этими изменениями. В сентябре 1994 года два депутата из христианско-демократического союза, который составлял большинство, опубликовали политическое заявление о Европе, ставя под сомнение ее будущее, в частности, перспективы федерализма. Эту публикацию приветствовала мрачная тишина, которая оставила проевропейский истеблишмент Германии в изоляции и подавленном состоянии.

Действительно, в мае 2000 года Йошка Фишер, бывший лидер партии зеленых и министр иностранных дел Германии, выступил с длинной речью о необходимости европейской интеграции. Вопрос о европейском федерализме был поставлен перед всеми государствами-членами, и никто не ответил. Франция, находясь в центре внимания, молчала, снова оставив Германию с чувством того, что ее бросили партнеры.

Процесс эрозии, катализированный британской дипломатией, шел полным ходом. Он достиг успеха. Перспектива подлинной европейской интеграции в иностранных делах и обороне получила отказ на каждом этапе последовательных переговоров по договорам в Амстердаме, Ницце, прерванном конституционном проекте и Лиссабоне.

Прошло время, сменились поколения. В сегодняшней Германии, поскольку никто с решающим влиянием в бизнесе, финансах или правительстве не имел опыта войны, европейский проект больше не рассматривается как формирование коллективного будущего Европы. Эти новые лидеры предполагают видеть Европу только в качестве режима для торговли. Тем временем, дипломатия Германии активно реконструирует экономические и культурные сферы влияния, и не только в Восточной Европе.

Воздействие этой потерянной европейской перспективы стало понятным осенью 2008 года, когда после ипотечного кризиса и краха «Lehman Brothers» первый импульс канцлера Ангелы Меркель был националистическим и полностью анти-европейским. Не будет общеевропейского плана по урегулированию кризиса, а также призыва к государственным фондам. Германия будет защищать своих банковских вкладчиков самостоятельно и посредством частных средств. Только очевидная серьезность ситуации привела Германию назад в рамки Европейской сферы к последующему заседанию G-20.

Двадцать лет спустя после завершения воссоединения Германии она стала одной из великих демократий мира. Многие хотят, чтобы она также была более европейской в своих взглядах и поведении. Но Германия не несет основной ответственности за убийство идеи политической Европы.

Мишель Рокар