ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Нагорно-карабахский конфликт уже не первый год зарифмован с военными инцидентами и безрезультативными переговорами. Своеобразный политический маятник работает безотказно. Вооруженные эскалации сменяются очередными встречами лидеров и министров иностранных дел Азербайджана и Армении с участием дипломатов и политиков из стран- посредников в мирном процессе. Надежды сменяются разочарованиями и грозными заявлениями из Баку и Еревана о готовности «достойно ответить» противнику.

В этой связи обострение на армяно-азербайджанской границе, случившиеся в середине июля 2020 года, трудно рассматривать, как сюрприз. Застарелый конфликт трудно назвать «замороженным». При отсутствии компромиссов между конфликтующими сторонами возможности для новых эскалаций всегда сохраняются. Но июльские боестолкновения в этой череде инцидентов выделяется в силу ряда причин.

Во-первых, своей продолжительностью. Они не ограничились одним-двумя днями.

Во-вторых, стоит обратить внимание на уровень потерь. И хотя каждая жизнь уникальна, нельзя не увидеть, что в июле 2020 года среди погибших есть представители высшего офицерского состава (генерал-майор и полковник азербайджанской армии).

В-третьих, боестолкновения, как и «четырехдневная война» апреля 2016 года вызвал широкий общественный резонанс.

В Азербайджане прошли массовые акции против карантинных ограничений в связи с пандемией коронавируса под лозунгами поддержки национальной армии.

В этом контексте особо важно подчеркнуть «политико-демографический» фактор: в республике выросло поколение, воспринимающее конфликт в Карабахе, не как личную историю, а как романтизированный образ утраченной земли, вернуть которую необходимо даже высокой ценой в прямом и в переносном смысле.

В Армении пока акций, сопоставимых с бакинскими выступлениями, нет. Но это, думается, лишь вопрос восприятия. Армянское общественное мнение воспринимает нынешнюю эскалацию, как «достойный ответ» Баку в отличие от событий 2016 года. И сложись ситуация иначе, общество требовало бы отставок и более жесткой линии правительства в отношении к противнику. Снова, как и раньше, практика показала: общественное мнение может быть радикальнее, чем власти в том, что касается перспектив разрешения конфликта.

Но, пожалуй, самое главное в событиях «жаркого июля» - это эпицентр столкновений. Он находится не на «линии соприкосновения» в Карабахе, а в 300 км от нее. Инциденты вдоль армяно-азербайджанской границы случались и раньше. Но такого накала страстей на этом направлении не было. Между тем, потенциально оно намного опаснее, чем собственно карабахская «линия фронта». Здесь речь идет не о спорном регионе и его статусе, а об открытом конфликте двух государств, одно из которых является членом ОДКБ и пользуется правом на коллективную оборону в случае военной агрессии (хотя сложный вопрос, как ее трактовать), а другое имеет тесные военные связи с Турцией, государством-членом НАТО.

Заметим, что если Москва пытается примирить враждующие кавказские страны, то Анкара четко и последовательно занимает проазербайджанскую позицию. И на протяжении уже многих лет держит закрытой сухопутную госграницу с Арменией. Масштаб негативных последствий от пограничной эскалации может оказаться большим, чем от собственно карабахских инцидентов. Тем более, вопросы демаркации армяно-азербайджанской границы не являются частью пакета обновленных Мадридских принципов, вокруг имплементации которого уже много лет ведутся переговоры.

Сергей Маркедонов, политолог