ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Приднестровская проблема вновь оказалась в центре внимания СМИ, и на этот раз ненадолго. На прошлой неделе о реинтеграции РМ говорили премьеры Украины и Молдовы на полях саммита ГУАМ в Кишиневе. Впрочем, ничего конкретного Павел Филип и Владимир Гройсман не предложили и лишь констатировали, что вопрос обсуждался. Однако за пустыми декларациями на этот раз могут скрываться вполне конкретные цели.

«Мы обсудили возможность решения приднестровской проблемы путем присвоения региону особого юридического статуса с сохранением целостности и суверенитета Республики Молдова», - сказал Филип во время итоговой пресс-конференции.

Заявление молдавского премьера прозвучало в унисон с общим тоном встречи, на которой лидеры ГУАМ договорились объединить усилия по разрешению замороженных конфликтов, объявленных «общей для всех проблемой». Главным ответственным за всех беды на саммите рутинно определили Москву.

«Мы убеждены, что найти мирные решения территориальных конфликтов будет легче, если в стране не будет чужих войск и вооружения», - подчеркнул молдавский премьер.

Как известно, т.н. «особый статус» для Приднестровья в составе Молдовы – это утвердившаяся официальная позиция мирового сообщества в широком смысле, не только Молдовы и других членов ГУАМ. Этот подход кажется таким же застаревшим, как и препятствия на пути решения этого давнего конфликта. По крайней мере, про обе эти вещи много и одинаково безрезультатно говорят на всех уровнях местной и международной политики почти тридцать лет кряду.

Понятно, что слова Павла Филипа – явление того-же порядка и вряд ли знаменует разработку конкретного плана по Приднестровью, какой, например, в свое время предложил Виктор Ющенко. Тем более, что в самой Молдове до сих пор нет единого мнения о том, что конкретно подразумевать под «особым юридическим статусом», которым предлагается наделить Приднестровье. Президент РМ Игорь Додон, к примеру, хоть и заявляет о необходимости разработать общее видение решения приднестровской проблемы, но от конкретики уходит, предлагая провести по этому вопросу референдум.

С другой стороны, принятый в 2005 году закон, который до сих пор действует в Молдове, уже предоставляет Тирасполю статус урезанной автономии, и своим существованием лишь усиливает противоречия между двумя берегами. Тем самым закон лишь закрепил сложившийся статус-кво, который в итоге оказался удобен в большей степени властям Молдовы, правда, отдалил решение конфликта на неизвестный срок.

С тех пор приднестровская проблема, а в особенности размещение на неподконтрольной Кишиневу территории «ПМР» российских войск стали для властей РМ универсальным способом повышения собственной значимости. Не будь Приднестровья, Молдова не могла бы так долго выглядеть нищенствующим «страдальцем» в глазах международных партнеров, а значит, и получала бы меньше зарубежной поддержки, в первую очередь, финансовой. Неслучайно в Кишиневе появилась проработанная концепция реинтеграции страны. В этом открыто признавались даже молдавские политики – в ноябре 2015 года экс-премьер страны Валерий Стрелец отмечал, что если бы Приднестровье вдруг согласилось обсуждать с Молдовой условия возвращения под юрисдикцию Кишинева, то молдавским властям нечего было бы предложить. Это был бы вопрос в лоб, вызвавший политический ступор.

Времена меняются, международные участники, похоже, начали что-то подозревать и уже несколько лет настойчиво призывают Кишинев разработать собственную модель решения конфликта. Не менее настойчиво они рекомендуют властям Молдовы предоставить полноценные полномочия Гагаузской автономии, права которой закреплены в законе, но Кишинёвом не соблюдаются. В Брюсселе справедливо считают, что Тирасполь воспринимает пример Гагаузии как прямое доказательство нежелания и неспособности Кишинева соблюдать политические права своих сограждан в отдельных сообществах.

Европейские замечания в Молдове услышали, но имплементировали своеобразно: «гагаузские законопроекты» наткнулись на «страх сепаратизма» и были видоизменены так, что сами гагаузы их отвергли. О подготовке плана возвращения Приднестровья правительство Молдовы рапортовало ещё в прошлом году, а в СМИ даже появились некоторые тезисы из этого «видения». Ими предсказуемо стали вывод российских войск и трансформация миротворческой операции в гражданскую; повышение статуса США и ЕС в переговорном процессе с наблюдателей до полноценных посредников; предоставление Приднестровью автономии по образцу Гагаузии.

Эксперты полагают, что Кишинев серьезно опасается выдвигать по приднестровскому вопросу реальные жизнеспособные идеи, намеренно декларируя неисполнимые вещи. Помнится, общественные организации РМ националистической направленности в свое время уже выступили единым фронтом против любых компромиссов с Приднестровьем и назвали их сдачей позиций Молдовы. Обвинения в предательстве национальных интересов, даже если они исходят от небольшой, но активной части общества, в преддверии выборов действующей власти категорически не нужны.

По сути, Кишинев неплохо устроился, балансируя между критикой общественности и недовольством международных партнеров. Пока партнеры по развитию выделяют Молдове масштабную многолетнюю финансовую помощь в рамках проекта «Мер укрепления доверия» между берегами Днестра, можно спокойно осваивать деньги и время от времени дежурно что-то декларировать про «особый статус». Всем известный «координатор» правящей коалиции и по совместительству главный молдавский «погонщик» хорошо знает, что невзирая на отповеди из Брюсселя этот караван идет в нужном направлении.

В данном контексте недавнее заявление Павла Филипа о Приднестровье должно убить двух зайцев: показать Брюсселю, что РМ следует его рекомендациям и пытается договариваться с Приднестровьем, и убедить местную общественность, что никаких уступок Тирасполю не будет.

Не ясно, как Кишинёв намерен обсуждать с Приднестровьем политические вопросы, не имея для этого реальных проектов. Кроме того, такой проект вряд ли появится до выборов – приднестровская проблема потенциально опасна в электоральном плане, и на массированную критику по теме Приднестровья действующая власть уже нарывалась.

Кроме того, у самого молдавского руководства, очевидно, сохраняются опасения о возможном росте политического влияния Приднестровья в случае, если регион станет составной частью Молдовы с конкретными рычагами административно-правового влияния. Об этом свидетельствует критика идеи федерализации со стороны практически всех крупных молдавских политиков. Даже президент страны Игорь Додон, ранее предлагавший такой проект, сегодня предпочитает говорить о некоем «особом статусе».

Таким образом, резонансная тема «статуса» Приднестровья пока по-прежнему остается лишь уделом риторики в рамках конъюнктуры правящих элит Кишинева и Киева.

Сергей Исаенко