ПРИДНЕСТРОВЬЕ

С момента окончательной смены власти в ПМР в декабре 2016 года Олег Хоржан стал выступать как рупор экс-президента Е. Шевчука, скрывавшегося сначала в Молдавии, а теперь и в России от обвинений в коррупции и других криминальных проявлениях. Структурные единицы приднестровской компартии должны были бы стать чем-то вроде «скелета» для создания оргструктур и централизации всех несогласных с действиями приднестровской власти. Средства для этих целей также направлялись извне республики. Причем мы не возьмемся гадать, кто же выступил реальным спонсором активности Хоржана, но с известной степенью уверенности можем предположить, что и тут не обошлось без московских «византийцев», не смирившихся со сменой власти в Приднестровье.

Можно и нужно считать оппозицию нормальной и даже необходимой частью политического процесса в любом демократическом государстве. Без реальной, критикующей и предлагающей оппозиции власть неизбежно скатывается к стагнации и сама начинает верить в свой исключительный характер, заботиться только о своем воспроизводстве и сохранении этой власти.

Но приднестровская оппозиция — это тоже уникальное явление, причем в разные периоды приднестровской истории. Теперь несколько слов о ней.

Во-первых, стоит определиться с субстантивным наполнением этого тезиса применительно к Приднестровью. Кто эти отважные критики «режима»? При ближайшем рассмотрении нередко оказывается, что это часть того же самого режима, да еще и с широкими властными полномочиями.

К примеру, нам очень трудно считать оппозицией политическую силу, которая начиная с 2005 года практически контролирует приднестровский парламент. Даже с учетом президентской формы государственного устройства, контроль над парламентом — это не такая уж оппозиционность, это, скорее, оппонирование (иногда довольно жесткое) президентской вертикали, что и показал опыт президентской избирательной кампании 2016 года.

Во-вторых, нынешняя приднестровская «оппозиция» (да, именно в кавычках) — это, в общем-то тоже некогда часть прежнего режима, частью не смирившаяся с уходом старого режима, а частью не простившая новой власти свою невостребованность.

Первая составляющая приднестровской «оппозиции» — это люди, которых за редчайшим исключением можно назвать «дельцами» от идеологии и которые комфортно себя чувствовали во время президентства Е. Шевчука. Речь идет и о Хоржане, и о его молодых сподвижниках, которые не стесняются устраивать сектантские мероприятия в помещениях приднестровской Компартии в свободное от протестов время и поливать грязью оппонентов в соцсетях. Эти «деятели» цинично используют людей преклонного возраста в качестве «массовки» и «пешек», зная, что именно против них могут быть предприняты санкции властей и делая всё именно для этого. Как не волнует А. Навального судьба «пехоты» на несанкционированных митингах (чем больше пострадает — тем даже лучше), так и его приднестровским последователям важен повод, чтобы заявить о «репрессиях».

Среди этой категории есть и те, кто просто не смирился с потерей власти «своими». Они «дерутся, потому что дерутся», а мотивация тут не имеет значения — хоть «борьба с олигархами», хоть «мы ведь предупреждали», а «теперь все умрут, потому что продались за гречку».

Вторая составляющая «оппозиционеров» не учитывает простой вещи — ни в крупном бизнесе, ни в МВД «перебежчиков» не любят, поскольку не могут быть уверенными в их лояльности в случае появления более могущественных конкурентов или более мощной силовой структуры. Если корректно, то «перебежчик» в понимании действующей в Приднестровье власти всегда останется потенциальным перебежчиком. Впрочем, этих «оппозиционеров» можно понять, когда они видят других функционеров прежнего режима на высоких должностях в различных сферах, вполне довольных ситуацией.

Приднестровская власть, в свою очередь, не имеющая институционального опыта работы с реальной оппозицией (как говорилось выше, ни в сфере крупного бизнеса, ни в системе МВД таковой не бывает по определению), не может определиться и с тем, что делать с такой, полувиртуальной «оппозицией». Субъектов для разумного диалога и полемики не просматривается, вершина интеллектуальных изысканий большинства «оппозиционеров», особенно «прокоммунистической» (в приднестровской версии) направленности — это «отнять и поделить», репрезентативный потенциал относительно структурированной «оппозиции» является невысоким и т.п. Но власть не может понять, что же с этим делать, и поэтому действует диаметрально противоположными методами в схожих ситуациях — то старается всячески игнорировать недовольство, рассказывая об успехах, то жесткими мерами пытаясь погасить проявления этого недовольства.

Итогами такой непоследовательности, закрытости и нежелания властей разъяснять свои решения населению являются сразу несколько опасных тенденций.

Во-первых, политически мотивированная часть приднестровской «оппозиции» стремительно маргинализируется. Грань в риторике адептов О. Хоржана, «неоцененных» и «незаслуженно забытых», повсеместно стирается. Власть сама превращает их более сплоченную политическую группу, которая создает информационные поводы и извлекает максимум выгоды из любых действий или бездействия власти, которая, в свою очередь, или рапортует об успехах, или наспех оправдывается.

Во-вторых, даже маргинализирующаяся «оппозиция» создает информационный резонанс на внешнем периметре, и опять не в пользу имиджа приднестровских властей.

Достаточно вспомнить публичные заявления Зюганова, который в своих малоадекватных комментариях дошел до сравнения приднестровского руководства с действиями украинского национал-бандеровского режима — дескать, и те, и другие «обижают» коммунистов. Но только в Приднестровье, жители которого хорошо знают цену приднестровских «дельцов» от компартии и защитили свой край с оружием в руках от настоящих националистов, умеют отличить «агнцев от козлищ» и «майданные» технологии от законного протеста, хотя осадок остается.

Но, оказывается, сравнение приднестровцев с украинским шовинистическим режимом, ведущим геноцид против жителей ЛДНР, — это еще не предел. Теперь, по новой версии, О. Хоржан страдает от того, что, дескать, собирался озвучить данные о каких-то мифических «радиоактивных отходах», которые кто-то собрался ввезти на приднестровскую территорию. И не проблема, что ни о чем таком он не собирался говорить на том пленарном заседании, где должен был решаться вопрос о снятии с него неприкосновенности для привлечения к ответственности.

Тут всё серьезнее. О. Хоржан и его «технологи» прекрасно знают, что означает обвинение в трафике радиоактивных отходов в центре Европы. Это — фактически прямой призыв к давлению на Приднестровье с различными целями, а любое уклонение от сотрудничества будет рассматриваться как прямое или косвенное подтверждение правоты обвинений.

Спровоцировав власть на жесткие действия (при явном внешнем поощрении), О. Хоржан теперь стремится привлечь максимум внимания к себе извне, безотносительно к тому, что жесткие меры могут быть предприняты не только против властей, но и могут отразиться на всем населении Приднестровья, о котором на словах Хоржан и его последователи так беспокоятся. Удивляться тут нечему — и сторонники, и рядовые участники митингов, и даже население ПМР для Хоржана и иже с ним — это толко «массовка», обеспечивающая его интересы. Только вот, сдается, «правдоруб» не учитывает того, что тот, кто раскидывается «токсичными отходами», сам рискует стать «токсичным», что не переводит его в статус «неприкосновенного», а лишь усиливает его шансы на дальнейшую изоляцию в интересах оздоровления общества.

В-третьих, и это, наверное, главное. Власть не видит особой проблемы и в том, что накапливается реальный протест и реальное недовольство. Речь идет не о профессиональных «оппозиционерах», а о той массе жителей Приднестровья, которая ежедневно сталкивается с ростом цен и инфляционными процессами, с невыплатой положенной по закону индексации пенсий и зарплат бюджетникам в случае превышения допустимых уровней инфляции, с продолжающимся падением реальных доходов и т.п.

Недовольство этих людей не выплескивается в соцсети до поры до времени и уж тем более на улицы, а ограничивается пока кухонными разговорами и обсуждением планов на будущее с самыми близкими людьми. Эти люди вложили свои последние надежды в то, что будет лучше со сменой власти, но лучше пока не становится. Это глухое недовольство накапливается внутри и не всегда фиксируется замерами общественного мнения.

Но молчание — вовсе не признак согласия в данном случае. Это недовольство, накапливаясь, или прорвется на очередных выборах, или же будет становиться реальной подпиткой для нынешней «оппозиции», которой так не хватает массовой поддержки. Шумная, маргинальная приднестровская «оппозиция» уверенно борется за голоса и поддержку именно этих людей, которые своим трудом обеспечивают развитие Приднестровья — хотя бы тем, что до сих пор не покинули его.

Именно профессиональная «оппозиция» дает то, что пока не видит смысла давать власть — каналы для выхода недовольства. Рассмотрение соцсетей в качестве развлечения для подростков уже сыграло «злую шутку» с избирательной кампанией первого президента ПМР И. Смирнова и теперь, похоже, может так же сыграть против современной власти, которая привыкла видеть в сетях лишь корпоративный инструмент для контроля за действиями наемных работников или подчиненных. Но это — малоэффективный метод управления на общегосударственном уровне.

Не создавая собственные каналы для выхода общественного недовольства, не создавая дискуссионных площадок, в том числе в СМИ и в соцсетях, власть сильно рискует тем, что сетевые площадки или закрытые группы в соцсетях, «пабликах» и разного рода мессенджерах будут куда более востребованными, чем бодрые отчеты о новых успехах. Остающиеся на плаву негосударственные СМИ не менее активно, чем государственные, участвуют в создании благостной картинки. А неспособные удержаться на плаву — закрываются, и невозможно понять мотивов закрытия, к примеру, газеты «Профсоюзные вести», которая и в период Е. Шевчука старалась давать возможность для различных оценок. Теперь это, видимо, ненужно.

Картина действительно складывается удручающая, особенно если оценить «сухой остаток».

Власть и «оппозиция» в Приднестровье не ведут диалога. Власть — потому что не видит в «оппозиции» равного партнера и полагает, что сможет решить все вопросы привычными, более понятными методами. Профессиональная «оппозиция» находится в режиме ожидания, не без оснований полагая, что дальнейший рост недовольства в массах и игнорирование властью имеющихся проблем будет играть ей на руку и в перспективе даст столь нужную общественную поддержку.

Приднестровская власть испытывает недостаток в реальных контактах с Москвой. Нет, представители приднестровского истеблишмента участвуют в мероприятиях «Русского мира», представлены на конгрессах соотечественников, но этого недостаточно для того, чтобы разъяснить некоторые общепринятые правила, в т.ч. в вопросах диалога с оппозицией и открытости власти.

Российские чиновники исподволь «троллят» приднестровцев, а те огрызаются. И передают свои «месседжи» в ответ через тех, кто в зоне досягаемости. Кто от этого выигрывает — большой вопрос, но только не долгосрочные интересы России и Приднестровья.

Если приднестровская политэлита связана бизнес-интересами и профессиональной этикой, то у некоторых российских собеседников, похоже, на первое место выступает своеобразно понимаемая партийно-корпоративная этика. Иначе трудно объяснить резкое сокращение по парламентской линии, ведь Комитет по делам СНГ возглавляет представитель КПРФ, а она, как известно, поддерживает приднестровского «сидельца» (который, как свидетельствуют различные источники, даже не является гражданином России).

Продвижение Игоря Додона и его безапелляционные заявления, с претензией на право говорить не только в Москве, но и от имени Москвы, тоже встречают плохо скрываемое раздражение в Тирасполе. Приднестровцам приходится вновь быть бОльшими россиянами, чем сами россияне. Это, наверное, оценят, но не сейчас. Не было бы поздно!

Что можно и нужно делать, если говорить о взаимовыгодных контактах России и Приднестровья?

Прежде всего снова и снова восстанавливать коммуникацию на уровне ответственных должностных лиц. Если уж Д. Козак курирует и приднестровскую проблему, то в его ведении должна появиться некая группа, которая координировала бы усилия на приднестровском направлении, поскольку через Молдавию это делать попросту бессмысленно и даже вредно.

Важно выстроить коммуникацию так, чтобы приднестровская власть поняла, что за ее спиной нет переговоров о сдаче Республики. Это сразу снимет ряд недосказанностей и снизит уровень недопонимания в контактах Москвы и Тирасполя. В этом контексте была бы особо востребованной хоть какая-то внятная реакция уполномоченных российских представителей на «откровения» Игоря Додона.

Далее. Если приднестровская власть пока не может заставить себя хотя бы адресно взаимодействовать с оппонентами, среди которых есть достойные без всякой иронии люди, то эту функцию могли бы взять на себя российские структуры. Необходимо увеличивать число разного рода конференций, круглых столов и т.п. мероприятий, где при российской поддержке могли бы встречаться и дискутировать представители, придерживающиеся различных взглядов.

Наконец, приднестровской власти не следует ожидать, что имеющиеся инструменты общественного контроля (Общественная палата, Общеприднестровский народный форум и др.) начнут работать сами по себе. Их представители — такие же люди, они рассчитывают на карьерный (общественный) рост и вовсе не уверены, что критика власти, даже из благих побуждений и сопровождающаяся конструктивными инициативами, встретит понимание. Власти важно понять, что критика — вовсе не признак вражды; иногда это всего лишь зеркало.

Институты общественного контроля, СМИ, экспертные площадки должны генерировать идеи, а не ждать, что власть предложит и начнет внедрять готовые рецепты. С другой стороны, и от власти должно быть встречное движение, т. е. способность внедрять не только свои, но и полученные извне идеи. Только тогда диалог власти и общества начнет обретать практическое воплощение в интересах всего государства. Россия тоже могла бы помочь в этом, приглашая на свои площадки в рамках Общероссийского народного фронта, Общественной палаты представителей Приднестровья. Такая практика существовала и раньше; востребована она и сейчас.

Мяч во многом на стороне России, которая получила шанс подтвердить свой статус не только гаранта и посредника в региональных процессах, но и статусного арбитра во внутриполитической жизни Приднестровья.

Сергей Артеменко